Но Трикси не отвечает.

Пистолет Роуз выглядит очень большим в ее маленьких руках.

У нее круглые, дикие глаза. Она вытирает слезу со щеки, а затем бросается бежать.

Роуз

Сестра Дейзи Даркер, Роуз, была старшей из трех.

Тихой, красивой и умной, но умрет она одинокой.

В детстве книги она любила,

                           хоть жизнь красотой ее одарила.

Но мечты не всегда воплощаются, как все ожи-

дают, и редко смешно, когда сердце нам разбивают.

Ветеринаром стать Роуз Даркер стремилась, а

сердце свое слушать не торопилась.

Но нужно платить за поступки свои, не все ее ре-

шения были правильными.

Предпочитать животных людям не преступление,

и зачастую – хорошее решение.

Поэтому Роуз была всегда одна, домом ей была

клиника, а работа – ее единственное утешение.

Как время пришло, никто не знал,

                          кого винить, когда ее пристрелили.

Из-за работы без продыху сказать ей было нечего,

когда она отправилась на отдых вечный.

Сорок шесть

31-е октября 06:10 – отлив

Поверить не могу, что Трикси выстрелила в Роуз, но я видела пистолет у нее в руках, прежде чем она убежала наверх. Я ничего не понимаю, но мне страшно, и я в еще большем замешательстве. Я пытаюсь вспомнить, какой я была в пятнадцать, но я не могу представить, что сейчас творится в голове моей племянницы. В моей голове пусто. Ребенок, которого, как мне казалось, я знала как собственного, на самом деле мне чужой. Опасный незнакомец.

В доме стоит жуткая тишина, когда я поднимаюсь наверх. Даже ступеньки не скрипят. Я обнаруживаю Трикси в ее спальне, но она не плачет и не забилась в угол, как я ожидала. Вместо этого моя племянница что-то ищет в своем маленьком розовом чемодане.

– Привет, тетушка Дейзи, – говорит она, поднимая взгляд, когда я вхожу.

– Что ты делаешь? – спрашиваю я.

– Одеваюсь, – отвечает она, словно это глупый вопрос. – Я не могу весь день оставаться в пижаме, когда у нас столько дел.

Она все еще плачет. Я задумываюсь, не страдает ли она от какого-то посттравматического стресса. Может, она случайно выстрелила в Роуз, ведь мы были так напуганы. Потом я вспоминаю снотворное и думаю, может ли это быть ужасной реакцией на таблетки, подсыпанные ей Лили.

– Твоя мама… она подсыпала тебе таблетки в чай. Пыталась помочь тебе заснуть…

– Я знаю, это не первый раз, когда моя мать пыталась меня чем-то накачать. Я не выпила чай. Я вылила его в горшок с растением в гостиной, пока никто не видел, – отвечает Трикси, разворачивая одежду и выкладывая наряд на кровати. Прямо рядом с пистолетом, из которого застрелила Роуз.

– Ты помнишь, что только что сделала? – очень медленно спрашиваю я.

– Ты такая смешная, тетушка Дейзи. Не у меня проблемы с памятью, – говорит она. Слезы прекратились.

Раз Миссисипи…

– А это что значит? – спрашиваю я.

– Ты всегда так делаешь… забываешь, что случилось на самом деле, – отвечает она, со странной жалостью на лице. Я ничего не понимаю.

Два Миссисипи…

– Ты хочешь сказать, что это не ты убила Роуз и остальных? – спрашиваю я, отчаянно нуждаясь в каком-то альтернативном объяснении.

– Конечно, нет… – начинает Трикси и на мгновение меня охватывает облегчение. Может, это просто плохой сон и я скоро проснусь. Но нет. – Я не могла бы убить их сама, мне помогли.

Я ощущаю странное головокружение.

– О чем ты? – спрашиваю я, теряя терпение. – Что ты сделала? Зачем убивать всю семью? И почему ты не убила меня?

Три Миссисипи…

– Не глупи, тетушка Дейзи. Я не могу убить тебя, потому что ты уже мертва.

Сорок семь

31-е октября 06:30 – отлив

Мне кажется, что я падаю.

– Что ты сказала? – спрашиваю я Трикси, но она поворачивается ко мне спиной и начинает переодеваться. Она снимает свою розовую пижаму, аккуратно сложив хлопковую ткань, прежде чем отправить ее под подушку. Я смотрю, как она спокойно надевает розовую хлопковую рубашку и розовый комбинезон.

– Почему бы тебе не присесть на кровать? – предлагает она. – Ты иногда теряешь сознание, когда вспоминаешь, что мертва. Ты уже несколько раз так делала при мне.

Я сплю. Это должен быть… кошмар. Ничего не сходится. А значит, мне нужно проснуться.

Проснись. Проснись. Проснись.

– Ты не спишь, Дейзи. Ты умерла много лет назад, – говорит Трикси, словно читая мои мысли. Я все же сажусь на кровать, но только потому, что мне снова кажется, будто я падаю.

– Я не могу быть мертвой. У меня есть работа. В доме престарелых… – шепотом говорю я.

– Ты всегда так говоришь. Но сколько они тебе платят? – спрашивает Трикси.

– Они мне не платят… Я там волонтерствую. Я…

– Ты посещаешь дом престарелых. Ты не волонтерствуешь. Никто из работников никогда о тебе не слышал. И большинство пациентов ни разу тебя не видели. Ты появляешься там, потому что это одно из немногих мест, где ты ощущаешь себя видимой. Кажется, люди видят тебя прямо перед смертью – как Роуз пару минут назад – и тебе нравится утешать пациентов, когда ни напуганы и одиноки в конце. Это очень мило, но это не работа. Ты просто этим занимаешься, чтобы убедить себя, что все еще жива. – Она вздыхает и выглядит чрезвычайно печальной. – Я правда тебя люблю, тетушка Дейзи, и мне ужасно не нравится видеть тебя такой расстроенной. Попытайся вспомнить ту ночь, после хэллоуинской вечеринки в 1988-м.

Поезд моих мыслей сходит с путей. Она сошла с ума.

– О чем ты говоришь?

– Пожалуйста, попытайся вспомнить. Сосредоточься, – говорит она нетерпеливо. – Ты сидела на камнях, увидела, как моя мама с Конором занимаются тем, чем не должны были – хотя если бы они этого не сделали, полагаю, меня бы не существовало – а что было потом?

Я прекрасно помню, что было потом. Я побежала.

Конор с Лили натягивали одежду и кричали на меня, но мое сердце так громко грохотало у меня в ушах, что я не могла их расслышать. Я знала только, что я никогда больше не хотела видеть ни одного из них.

Людям нужно быть осторожнее со своими желаниями.

Я бежала вдоль пляжа в темноте, пока не столкнулась с Роуз. Она держала почти пустую бутылку вина.

– Вот ты где! – сказала