— Только не учи ребёнка соблазнять коварных стерв, я умоляю. И не рассказывай ему о магии женщин… — вздохнула я. — Ладно, я рада, что всё кончилось уроками на виолончели и лёгкими боевыми царапинами.

Родители выглядели вполне счастливо и, кажется, очень хотели остаться наедине. По лицам обоих было видно, что ещё ничего не кончилось. Никак не успокоятся, интриганы!

Я скрестила руки на груди и сказала строго:

— Папа, вспомни, что тебе уже сорок три. И тебе, мама, тоже. Мне вас поздно ставить в угол и лишать сладкого, всё равно сами возьмёте. Но, товарищи, родители, уж, пожалуйста, угомонитесь и перестаньте заниматься интригами. Вам не идёт. К тому же, и смысла нет. Мама, расскажи папе всё, я уже выдохлась. И завтра у меня трудный день. Спокойной ночи!

— Крошка Мо, надо быть проще, — разулыбалась мама.

А папа её приобнял.

— Проще не выходит, — ответила я. — И ещё: заканчивайте курить в гостиной! А то заставлю обои переклеивать, пропиталось уже всё вашим дымом. Фу!

— Ребёнок, ну мы же не со зла… — пробормотал папа.

Я пошла в спальню, чмокнув в щёки обоих и не пытаясь разглядеть в их лицах, дошло ли послание или нет. Мне ещё надо было выбрать, что надеть завтра.

Всё должно быть идеально: костюм, туфли, пальто, макияж и укладка, потому что завтра я встречаю делегацию, в которой будут американцы, канадцы и французы. Потому что завтра я встречу его! А, значит, я буду выглядеть лучше, чем когда-либо! Я буду улыбаться. Женщина не имеет права выглядеть плохо, ей отроду не положено. Но особенно она не имеет права выглядеть жалкой и разбитой перед тем, кто от неё отказался. Потому что может я и дохлый лебедь, но со стержнем и с характером. Кто там выбирает деньги, карьеру и стерв терпеть, и сам поймёт, что ошибся. И захочет всё исправить. Но теперь я буду прекрасна, как модель на подиуме, улыбчива, как телеведущая, и неприступна, как крепость на скале.

Вот так, Александр Игоревич!

Окружённый Биг Чизами1, как называют в Штатах тех, кто согласно рангу ошивается по соседству с пупами земли, я чувствовал себя заводным Буратино. Не скажу, что мне нравилось. Несмотря на то, что раньше я всегда рассматривал начальство со всей его придурью как норму вещей и как неизбежное зло, сейчас в душе что-то заскреблось, будто хомяк, застрявший под диваном. Видимо, гордость.

Нет, я и не думал прогибаться, но само поведение наших гостей предполагало, что король здесь совсем не ты. Как это может нравиться? Начиная со встречи во Внуково меня подколбашивало. Бизнес-класс, ненастоящие улыбки, повсюду люкс, шампанское и коньяк наших брендов. Да, об этом я тоже позаботился.

— Разумеется, мы добились эксклюзива во всех эксклюзивных точках сбыта, — пояснил я в самолёте, когда стюардесса предлагала напитки.

И отстрелил мысленно гвоздику на лацкане Биг Босса. Да-да, я молодец — Top Banana2!

Мы приземлились. Мои иностранные гости в дорогих костюмах вальяжно интересовались всем подряд с видом владельцев мира, залетевших в Тмутаракань, чтобы осчастливить её своим присутствием, деньгами и пафосом. А я что? Я менеджер и хозяин, гостей принимаю. Так что я надел улыбку, и понеслось северо-кавказское радушие по бездорожью.

— Да, это наш новый аэропорт, построенный к Чемпионату мира по футболу. Нет, раньше мы тоже летали на самолётах. Первый аэродром был открыт ещё в 1925 году.

«А вы думали мы только бричками до Лондона?».

— Нет, это не пустыри, а донские степи, просто ещё не сезон. Есть ещё поля, луга, кукуруза, подсолнечник, лесополосы с акациями и абрикосами. Нет, здесь не водятся медведи. И обезьян нет. Да, это Юг. Вот такой у нас Юг: ни медведей, ни макак, ни койотов. Одни сплошные коты. Да, по улицам свободно гуляют.

«У нас вообще свободная страна, особенно для кошек…»

— Туалет направо. Да, это люкс-туалет только для пассажиров бизнес-класса. Всё стерильно.

«А стоило бы завезти вас на Старый автовокзал, чтоб оценили экзотику и увидели «туалет сортир с буквами Мэ и Жо», раз уж шимпанзе нет.»

Я отвечал на вопросы с прочно приклеенной резиновой улыбкой на лице — у меня в запасе есть маски на любой случай. Вдруг звякнула смска, я прочитал, и в груди что-то сжалось от волнения. Даже хомяк затих. Валентина писала:

«Александр, простите, я совсем замоталась и забыла предупредить, что прежняя переводчица Катерина сломала ногу. Мы вас встречаем с Марианной Убейволка на выходе из зала прибытия».

Мари?! Я увижу её! Но как же?! Она ведь бросила трубку и не стала меня слушать.

У меня перехватило дыхание.

Вчера я много думал, составил план и решительно настроился встретиться с ней, как только сдам в гостиницу делегацию. Поговорить. Выяснить. Понять, в конце концов. И вот не надо искать момента, чтобы смыться от начальства, сохранив при этом хорошую мину…

Марианна! Она сама ждёт меня за этими дверьми!

Я забыл, что улыбаюсь, и понял, как отчаянно по ней скучал! Сердце пропустило удар, а затем гулко заколотилось в груди. Внезапно и совершенно непредсказуемо стало плевать, что подумает обо мне председатель Совета Директоров «Карлоффс» мистер Шерман Менье, лощёный, загорелый и подтянутый, несмотря на свои шестьдесят. Или Джерри Карлофф, несвежий правнук основателя компании с лицом покрасневшего бульдога и статью откормленного ройтвеллера. Или Аднан Озчивит, эксперт по международным рынкам и инвестициям, сын турецкого дипломата, несущий себя так же, великий османский император, хорошо отшлифованный в Америке. Или слащавый красавчик француз Энрик Дюпон в часах от Картье, который, собственно, и затеял проект «Нью Вейл», заключив партнёрский контракт с нашей компанией. Или пара его адъютантов, которых я про себя проименовал Бобчинским и Добчинским, потому как они лезли везде без масла, эти не откормленные российскими оладушками дебиловатые провинциалы, а деловые, подсушенные финансовой аналитикой лягушатники одновременно умудрялись снисходить до русских и заискивать перед западным начальством. Или мисс Сухарь, как я мысленно прозвал канадку Мину Сукарт, белесую, очкастую, с бизнес-планом в том месте, где обычно у женщин выступает из блузки грудь.

Длинный и пронырливый, как угорь, Майк Загорски в очередной раз похлопал меня по-хозяйски по плечу, и я понял, что он меня раздражает. Впервые ощутил это отчётливо и так явственно, что даже удивился. Надеюсь, при Марианне мы обойдёмся без подобного панибратства.

С трудом удерживая себя в руках, я рвался скорее пересечь черту между залом для прибывших и холлом, где томились встречающие. Я повёл за собой делегацию, что-то ляпнув про ожидающий лимузин и сюрпризы для гостей.

Наконец, двери на фотоэлементах распахнулись, и я увидел её!

Сердце снова замерло — она была ещё красивее, чем когда-либо! Элегантная, в белом деловом костюме, в распахнутом пальто цвета верблюжьей шерсти. Точёные ножки в светлых туфлях. Что-то новое и очень изысканное с волосами. А лицо! Боже, как я мог не видеть целых три дня это лицо! Оно расцвело совершенно взрослой приветственной улыбкой, обращённой не ко мне лично, а ко всем. Но я зажёгся ей в ответ и, одному Богу известно, что мне стоило не броситься её обнимать сразу. Чёртов этикет!