с саперами и офицерами-оперативниками тщательно обшарили руины завода. Бургомистр по просьбе Савельева организовал бригаду строителей, нашли бульдозер, кран, расчистили часть территории сборочного цеха и обнаружили несколько маркированных ящиков, явно приготовленных к отправке. Возбужденный Бааде схватил пожарный топор и сам принялся открывать крышку. Его лицо побагровело, он словно сдулся, присел на обломок бетонной конструкции, устало опустив руки между коленями.

— Зовите господина подполковника, — обратился к саперам, — мы нашли его.

Нашли не просто желанный двигатель Jumo-0012, а целых два, собранных и готовых к испытаниям, и еще один в незавершенной сборке. Вскоре инженеры завода в здании уничтоженного американской бомбой склада электрокабеля показали тайник с документацией на изготовление двигателя.

А тем временем саперы и офицеры опергруппы под руководством майора Лобова из НИИ ВВС, отправленные Савельевым в Ашерслебен для обследования калийно-соляных шахт, в которых располагались сборочные цеха концерна Юнкерса, нашли реактивный бомбардировщик Ju-287V2. В штольню на глубине более ста метров спустили прожектор, мощный свет которого открыл сказочную картину: на фоне розового цвета стен и свода из сильвинитовой руды сверкал, словно огромный алмазный самородок, дюралевый корпус необычного самолета без плоскостей, но с хвостовым оперением. В том же тоннеле обнаружили обе плоскости и тележки с шасси.

Успех был полный! Оперативно-разыскная группа Главного управления военной контрразведки «Смерш» под руководством подполковника Савельева при содействии приданных ей воинских частей, военных комендатур, немецких инженеров и рабочих концерна Юнкерса, сотрудников новых органов местного самоуправления и полиции земель Саксония-Ангальт и Тюрингия, агентов, завербованных «Смершем» из местного населения, полностью выполнила задание руководства. Обнаружены и взяты под усиленную охрану реактивные авиационные двигатели Jumo-004 и Jumo-0012, реактивный дальний бомбардировщик Ju-287V2, научно-техническая и конструкторская документация, выявлены и собраны основные конструкторские и инженерно-технические кадры бывшего концерна Юнкерса, участвовавшие в разработке и производстве первых образцов современной реактивной авиационной техники.

Отчет о проделанной работе Савельев решил отправить в главк на имя генерала Барышникова не как обычно, с офицером-фельдъегерем, а поручил это наиважнейшее дело майору Снигиреву, своему верному заместителю и другу, придав ему охрану из трех офицеров. А пока, как и положено по такому случаю, Савельев решил отметить их новую, пусть и маленькую, победу над фашистской Германией. Тем более было воскресенье. Он приказал зампотылу майору Кубацкому к семи вечера в офицерской столовой организовать праздничный ужин, на который пригласил всех офицеров опергруппы, не задействованных на дежурстве и в оперативных мероприятиях, инженеров и офицеров из ЦАГИ, ЦИАМа, ВИАМа, ЛИИ и НИИ ВВС, участвовавших в поисковых работах, немецких инженеров во главе с доктором Бааде, командиров воинских частей, оказывавших содействие группе Савельева и военных комендантов Дессау, Рослау, Нордхаузена, Ашерслебена.

Савельев зашел в кабинет Снигирева дать заму последние наставления перед завтрашним полетом в Москву. В дверь постучал дежурный офицер и доложил:

— Товарищ подполковник, поляка взяли и уже привезли.

Савельев и Снигирев с удивлением переглянулись, Снигирев быстро убрал документы со стола. Савельев приказал:

— Давайте его сюда.

Вошел капитан Сергиенко, отвечавший за наружное наблюдение в Рослау, веселый, не успевший подавить возбуждение.

— Докладываю, товарищ подполковник. В Рослау работают три наших группы наружки. Лейтенант Сыромятов, старший группы на городском автовокзале, обратил внимание на здорового мужика, третий день подряд клянчившего у немцев-водителей автобусов солярку в обмен на продукты питания. Немцы ему отказывали, видимо, боясь провокации или своей полиции. Мы опросили водителей, с кем он общался, и выяснили, мужик говорил по-немецки с сильным восточным акцентом, как говорят обычно поляки, чехи или словаки. Просил он, ни много ни мало, триста литров солярки у каждого, обещав взамен свиную американскую тушенку, рыбные консервы, муку и сахар. Мы сели ему на хвост, но не смогли обнаружить, как он попадал в город. Мужик каждый раз пешком уходил в сторону Эльбы, сворачивал в лесок и исчезал, словно нечистая сила. Я решил подыграть ему. Сегодня утром он, как обычно, явился на автовокзал. Я вышел из рейсового автобуса под видом водителя и сам заговорил с ним, попросив закурить. Тот протянул полную пачку «Кэмела», спросив, не богат ли я соляркой. Я ответил, что могу и больше достать, около тонны, но в обмен потребовал половину продуктами, а половину советскими рублями и чтоб задаток деньгами сразу. Он с радостью согласился, и я повел его в полуразрушенный правый флигель автовокзала. Там мы его и взяли. Мужик оказался здоровый, пришлось слегка помять.

— Говорить сможет? — с надеждой спросил Снигирев.

— Конечно, сможет, товарищ майор. Ну получил пару раз по морде, ну фингал под глаз повесили, в ухо слегка заехали, а так все в полном порядке.

Савельев усмехнулся:

— Вы, капитан, допросили его? И почему решили, что он поляк?

— Никак нет, товарищ подполковник, не допрашивал. Я знал, что вы в штабе. А то, что он поляк, я сразу понял. Он букву «л» перед твердыми гласными, как все поляки, не выговаривает, а произносит «уэ».

— Хорошо, вводите его.

Мужчина и правда был хоть куда. Здоровый, почти двухметрового роста, с развитой мускулатурой, кулаками, подобными пудовым гирям. Если бы не огромный лиловый кровоподтек под правым глазом и множество ссадин, его лицо вполне можно было бы определить как весьма приятное и даже не лишенное привлекательности. Такие, как правило, нравятся женщинам. Глаза умного и опытного человека, но злые. Его со скованными наручниками руками усадили на стул. Дежурный офицер приготовился вести протокол допроса.

— Фамилия, имя, год и место рождения, национальность? — начал Савельев по-немецки. — Или вы говорите по-русски?

Задержанный затравленно поглядел на подполковника и отвернулся.

— Снимите с него наручники, — приказал Савельев лейтенанту.

Тот снял наручники, но на всякий случай расстегнул кобуру. Савельев придвинул изъятую при обыске пачку «Кэмела» со спичками к поляку и попросил Снигирева организовать чай.

— Закуривайте, — предложил Савельев.

Тот медленно вытянул сигарету, прикурил, иным, смягченным взглядом посмотрел в глаза Савельеву.

— Повторить вопросы?

Задержанный, чуть помедлив, ответил на хорошем русском с явным польским акцентом:

— Не надо, я помню. Петр Корчинский, пятнадцатого года рождения, город Новогрудок, поляк.

Снигирев принес поднос с тремя стаканами чая, придвинул один поляку. Савельев продолжал:

— Место службы до войны, звание?

Поляк отхлебнул из стакана, соображал, с чего начать и все ли говорить этим ненавистным русским.

— В тридцать пятом окончил Гродненское пехотное училище и в чине подпоручика был направлен в Нарочь заместителем командира роты пехотного полка территориальной обороны.

— Дальнейшее прохождение службы?

Корчинский пропустил вопрос мимо ушей, уселся поудобнее, бесцеремонно стал разглядывать кабинет, обернулся назад, будто прикидывал расстояние до двери, нахально рассматривал офицеров. Савельев спросил:

— Вы расслышали вопрос или повторить?

Поляк ухмыльнулся. На его лице появилась