не поместится. Слушай, — она оглядывала склеп, — а давай — внутри.

— Внутри? — Чибис опешил. — Но там же… мертвые…

— А у нас кто — живые? — она пригнула голову и вошла в склеп.

Чибис топтался, не решаясь заглянуть.

— Да нет тут ничего, пусто, — Иннин голос стал гулким, — доски одни гнилые и щебенка, куча целая… — из склепа слышался хруст. — Ну где ты там! — она звала нетерпеливо.

Чибис ощупал сложенные листы и шагнул внутрь. Стоял, обводя взглядом пустые стены.

— Что я говорила: и писать удобно, и не увидит никто, — носком сапога Инна разворошила щебень. — Только забраться повыше… Чего стоишь? Полезай.

— Нормально… Удержусь, — одной рукой он цеплялся за стену, в другой держал баночку с краской. Щебенка хрустела, выбиваясь из-под ног. — Отсюда? — оглянулся, стараясь не потерять равновесия.

— Ага, я диктую, — Инна развернула первый лист.

Кисть садилась на основание, словно окуналась в камень.

— Ну как, ровно?

Инна отступила к другой стенке:

— Ровно. Так и давай…

Чибис писал, больше не оборачиваясь. Хлебные лодочки, похожие на выеденные корки, выплывали из дальних аллей. Приманенные Инниным голосом, они причаливали к склепу. Чибис слышал: маленькие человечки карабкались по щебенке и, поднимаясь по светлым полосам, уходили вверх сквозь невидимые стропила. На границе света они оставляли по себе черные номера.

Ангелы, сидевшие над водами, дожидались последней лодки…

— Тряпку надо… Кисточку вытереть… — Инна держала в руке мокрую кисть.

Чибис оглядел номера, записанные в два столбика, и вышел из склепа.

Воды отступили. Всё было как прежде: снег, развороченные камни, каменные фигуры ангелов.

— Пойду поищу, — она обошла серый камень, стоявший у дорожки. Под каменный бок приткнулся обрывок ветошки.

АДОЛЬФ

1941–1941

ИОАНН

1949–1949

ТИХОН

1959–1959

Инна провела пальцем:

— Свежая. Краска свежая, — она вглядывалась в цифры, словно решала математическую задачу. Тети-Лилины цифры были данными.

Чибис подошел и встал рядом:

— Это что — ее?..

— Мы — дураки, — Инна перебила. — Смотри: имя и год. Видишь? — она ткнула кистью. — Как будто документ. А у нас: просто пропали, как будто их и не было…

Инна замолчала. Вспомнила: приходят, а младенца-то и нет…

— Она же сказала: документов нет и не будет, — Чибис верил старухе.

— Мало ли что… — Инна отбросила ветошку.

— А это… Если напишем… Будет считаться?

— Ты правда дурак? — она притопнула. — Старуха сказала: их документы. А это — наши. Понимаешь, не их.

— Но мы же не знаем… — Чибис возражал неуверенно. — Когда родились? Когда умерли? А если?.. Слушай, а давай как будто немцы убили… В бою. Это же лучше…

— Что — лучше? — Инна возилась с банкой, пытаясь отжать прилипшую крышку. — Что немцы?

— Нет, — Чибис заторопился, — лучше, что — в бою.

— Не знаю, — крышка наконец поддалась. — По мне, так — один черт. Ну хочешь, пиши…

Чибис окунул кисть и, встав на цыпочки, вывел на верхнем венце.

Ангельские глаза, привычные ко всем людским алфавитам, перечитывали цифры:

1941–1945.

— Ну как? — он смотрел вдохновенно.

— Сам, что ли, не видишь? Они же взрослые. А у нас получилось — дети. Четырехлетние…

Снова она вспомнила старуху: если четырехлетние — значит, легко убить. Принести в жертву…

— Покойничков задирать явились! — из-за склепа вылезла плешивая голова. — Или чего? Должок пришла отдать? — мужик пучился на Инну.

— Кто это?.. — Чибис смотрел испуганно.

— Подожди-ка, — Инна подняла руку.

— Во-во, парень. У нас свои счеты, — мужик подхватил баночку с краской. — Сейчас погляди-им… чего вы тут… насвоевольничали… Ну? Сколько задолжала? — он загибал пальцы.

— Еще проверить надо. Те, — она мотнула головой, — целы?

— Обижа-аешь, — Плешивый лыбился. — Мы своих охраняем. От чужих, — вздернув подбородок, он оглядел Чибиса и полез в склеп. — Ага… — хриплый голос отдавался под сводами. — Старуха, мякинное ее брюхо, пишет. Теперь и ты взялась? Так-так-так, — хрустело по щебенке. — На стенках записи повыписали, номера повыставили, местечко себе расчистили. А мы назад воротим — как было!

Чибис встал на пороге. Согнувшись в три погибели, Зарезка тянул гнилую доску.

— Доску еле тащит! — Инна заглянула. — А грозился каменного сдвинуть! Только с местечка строньте, а мы вам за это самогоночки дадим.

— А не врешь? Ну смотри… — Плешивый погрозил пальцем и вышел, отстранив Чибиса.

За поворотом дорожки показался маковый склеп. Печное колено уходило в дыру от выбитого камня.

— Входите, что ли… — Зарезка приглашал.

Они вошли и остановились на пороге.

Ангел сидел в нише, потупив глаза.

— Ну начинайте, — Инна произнесла насмешливо.

Зарезка подошел и взялся. На белом бинте проступили свежие следы.

— Руки вон измазал, краской вашей…