Проще было остаться его женой: весь вопрос был только: чего ради?

Нет, Делберт умел быть щедрым, засыпал ее, в особенности в первые месяцы их семейной жизни, дорогими подарками, в основном вульгарно-гигантскими драгоценностями. Он восторгался Миленой, гордясь, что все ему завидуют: еще бы, у него такая жена!

Но этим все и ограничивалось. В домашней обстановке Делберт мог зачастую быть грубым, нетерпимым, злым. Выходил из себя по пустякам и говорил ужасные вещи. И если ему хотелось секса, то принуждал Милену заниматься им там, где ему приспичило.

Когда умерла мать Милены (быстротечный рак — не смогли помочь даже лучшие нью-йоркские врачи) и она прибыла в Экарест на похороны, она долго думала над тем, чтобы остаться. Нет, не в столице Герцословакии, которая навевала на нее только грустные воспоминания, а, например, в Париже, где у нее до сих пор имелась квартира.

Только это означало бы полный разрыв с Делбертом.

Похоронив мать, Милена улетела в Париж, где долго бродила по столь дорогим ей местам.

Наконец, она остановилась около особняка, в котором некогда размещался дом мод Жана-Поля Годо. Теперь там был какой-то иной дизайнерский бутик, и Милена, чувствуя, что на глаза наворачиваются слезы, быстро ушла прочь.

В парижской гостинице она почувствовала себя плохо, ее выворачивало наизнанку, она думала, что умрет. Видимо, это была запоздалая реакция на смерть матери. Или ностальгия по прежней жизни, вернуть которую было невозможно.

Находясь в полубессознательном состоянии, Милена вдруг вспомнила свои молодые годы. И все боялась, что дверь откроется и возникнет Гордион, который потребует от нее предоставить ему секретные сведения. Но ведь Гордион мертв.

Значит, к ней заявится мертвый Гордион!

* * *

Горничная, которая утром принесла Милене завтрак, обнаружила ее без сознания на полу спальни.

Врач, который осмотрел ее и взял анализы, вернулся в палату частной клиники, куда доставили Милену в срочном порядке, с улыбкой на лице.

— Мадам, у меня для вас отличная весть! Вы станете матерью!

Милена непонимающе уставилась на него и сообщила ему, что это абсолютно невозможно.

— Да, да, — заявил медик, — имевшее в вашем случае место хирургическое вмешательство не дает стопроцентной гарантии, что вы не забеременеете. У вас идет пятая или шестая неделя. Но если вы хотите прервать беременность…

Прервать беременность? Милена на мгновение закрыла глаза: Делберт, узнав, что ее доставили в клинику, немедленно вылетел в Париж. Надо отдать ему должное, он волновался о своей молодой жене.

Или о своем дорогом аксессуаре.

Милена знала, что Делберт будет рвать и метать. Что будет склонять ее к тому, чтобы прервать беременность. К тому, чтобы она, как водится, уступила его натиску.

— Разумеется, я оставлю ребенка, — произнесла Милена и положила руки на живот, в котором притаилось самое большое счастье ее жизни. — Как же может быть иначе, доктор?

* * *

«Люди уважают силу, а не правду!»

Делберт У. Грамп, 54-й президент США, в своей инаугурационной речи

25 декабря, 09:05–11:00

…Милена подошла к окну и увидела, что ураган снаружи начинает постепенно стихать. Кажется, уже рассвело, однако плотная сизая завеса скрывала от ее взора флоридское солнце.

В ближайшие час, два или, самое позднее, три должна была прибыть команда специального назначения, чтобы высвободить их из невольного заточения в «Зимнем Белом доме». Забрать и доставить в Вашингтон нового президента. И оттранспортировать туда же тело предыдущего.

Потому что еще до Нового года должны были состояться пышные похороны Делберта — на легендарном Арлингтонском кладбище, в непосредственной близости от могилы Джона Кеннеди. Таково было распоряжение нового президента Фартинга, который сам заявился к Милене, чтобы сообщить ей это.

Однако она не желала забивать голову деталями грандиозной церемонии похорон. Жаклин на ее месте наверняка повела бы себя иначе, однако Милена сделала окончательный вывод: она — не Жаклин. И никогда ею не будет.

И, вероятно, и не хочет ею быть.

— Уилл, — прервала она разглагольствования нового президента, — прошу тебя, брось все силы на поиски убийцы!

Фартинг, вздрогнув, уставился на нее своими водянистыми глазами, нервно пригладил и без того идеально зачесанные белоснежные седины и заявил:

— Убийца изобличен и обезврежен. Этот сумасшедший повар! Подумать только, никому доверять нельзя, никому! Спасибо, что убийца хоть повар, а не садовник или дворецкий!

Он расхохотался своей сомнительной шутке и добавил:

— Он ведь мог подсыпать в еду яд, причем не только Делберту, но и всем нам! И он был сторонником Старой Ведьмы! Значит, это она во всем виновата! Лоретта уже работает над кампанией по окончательной дискредитации Старой Ведьмы, ведь, не дай бог, она снова намылится баллотироваться в президенты и…

— Уилл! — заявила Милена непривычно громко для нее. — Убийца не пойман! Это не Джанфранко!

Фартинг выпучился на нее, а потом ответил:

— Ерунда, конечно же, это он! Я очень горжусь и крайне доволен новой главой секретной службы. Оливия — та, кто мне нужен!

— Уилл! Она ошибается. Или просто не хочет видеть и слышать, что Джанфранко не убийца! Убийца все еще на свободе!

Президент усмехнулся:

— Милена, понимаю, что события в «Зимнем Белом доме», в который, клянусь, больше нога моя никогда не ступит, ты уж не обессудь, произвели на всех нас крайне травматическое воздействие. Три убийства за несколько часов! И ты потеряла своего любимого мужа.

Милена шумно вздохнула. Если бы Уилл знал…

— Но убийца застрелен, и все закончилось!

— Нет! — крикнула Милена, а Фартинг разозлился:

— Тогда скажи мне на милость, кто тогда истинный убийца, если не этот сумасшедший повар, которого наверняка надоумила совершить это неслыханное злодеяние Старая Ведьма. Назови мне его имя, Милена!

Но назвать имени настоящего убийцы Милена не могла, потому что элементарно его не знала.

— Грэг Догг в курсе. Спроси у него, — заявила она, а президент Фартинг, снова поправляя свою идеальную седую шевелюру, ответил:

— Нет, он изолирован, потому что Оливия уверена, что он заодно с сумасшедшим поваром. И что он тоже работает на Старую Ведьму. Я отдал приказ, чтобы никто с ним не контактировал.

— Уилл, пропусти меня к нему! — взмолилась Милена, а Фартинг, вдруг подмигнув ей, произнес:

— Понимаю, ты на него глаз положила, Милена? Твое дело, однако, прежде чем заводить второго, похоронить сначала хотя бы первого мужа! Да и твой Догг вовсе не Онассис!