В процессе создания историй или работы над фильмом возникает очень много блоков, связанных со страхом оценки. И основанием этого айсберга является неосознаваемый стыд, невозможность написать ни строчки, обесценивание всех своих идей и образов, давящий груз ожиданий, когда все кажется не тем, плоским, пошлым, неинтересным, когда человек сравнивает себя с другими, которым приписал роль «великих», предает самого себя и отождествляется с оценивающей, осуждающей фигурой, когда внутри разворачивается настоящее поле боя, с которого никогда не удается выйти окончательным победителем.

Несознаваемый стыд заставляет нас чувствовать себя на сцене под пристальным взглядом окружающих, которые только и ждут любого нашего проявления, заранее готовясь его обесценить (хотя на самом деле окружающим по большому счету все равно, они живут своей жизнью и точно намного меньше думают о нас, чем нам кажется).

Он заставляет нас воспринимать мир через искривленную линзу, игнорирующую даже самую значительную поддержку и стократ увеличивающую даже самую незначительную критику.

Он населяет нашу голову критическими голосами, заставляет проецировать на других людей недоброжелательное отношение, принуждает обесценивать свои идеи и результаты работы, формирует в нашей самооценке зияющую пустоту, не заполняемую ничем.

Если вам знакомо такое немилосердное отношение к себе, то лучшее, что здесь можно делать, — это осознавать свой стыд и порожденные им нелицеприятные последствия, искать его источники, обнаруживать реальных стыдителей в прошлом, возвращать им (пусть даже символически, мысленно) тот груз отвержения и обесценивания, который вы носите по жизни, очищая тем самым восприятие себя от привнесенных извне искажений, и восстанавливать свою способность к здоровому переживанию этого чувства. Это позволит перенастроить оптику и чуть яснее видеть реальность (которая, как правило, более дружелюбна, чем в нашем искаженном травмами восприятии), принять свои ранее отвергаемые качества и потребности и оставаться чувствительным в поле оценки, не впадая ни в обесценивание себя, ни в принижение других.

Важно также знать, что стыд, пронизывающий все наше существование, зарождается не только в ситуациях, где нас открыто отвергали и стыдили, но и в отношениях с противоположным, на первый взгляд, стилем контакта. Например, если я росла в семье, где принято было хвалить за успехи, всячески поощрять и стимулировать достижения, сравнивать с другими даже в мою пользу, превозносить меня как самого лучшего, умного, талантливого ребенка, то в этом, на первый взгляд, поддерживающем поле есть много молчаливого отвержения. Это и есть нарциссический стиль воспитания, при котором явно принимается моя успешная сторона, при этом игнорируется, отвергается, отрицается само мое право быть неидеальным, неуспешным, неблестящим, слабым, нуждающимся, обычным. В таком поле рождается так называемое нарциссическое расщепление, когда «идеальное “я”» получает поощрение, а «реальное “я”» отвергается и скукоживается глубоко в тени за блестящим фасадом.

Это же происходит, если я формируюсь в среде и обществе с нарциссическими ценностями. Например, я ребенок известных/богемных/интеллектуальных родителей, чей круг общения неявно пропитан ценностями успеха, признания, достижений, побед, сравнения, оценок, деления людей на первый и остальные сорта, высокомерного или снисходительного отношения к другим, снобизма и проч.

Тогда я впитываю в себя транслируемое средой послание: чтобы быть принятым, нужно соответствовать определенным стандартам. Это так называемое «условное принятие» (в противовес безусловному, безоценочному).

И если мне свойственно это нарциссическое расщепление, то я не смогу принимать свое «реальное “я”», свою неидеальность. Более того, я не смогу это принимать и в других, критикуя и отвергая в них слабости и неуспешность, не давая права на ошибку ни себе, ни окружающим.

Многим творческим людям знакомо это расщепление по феномену так называемых «нарциссических качелей», когда самооценка скачет между двумя крайностями: «Я гений — я унылое говно!» Тогда один и тот же творческий продукт, производимый нами, может восприниматься то как венец творения, то как никчемная безделица, а мы сами то упиваемся собственной грандиозностью, то ощущаем себя полным ничтожеством. Здесь во всей красе проявляется «эффект мыльного пузыря» (он же — «эффект самозванца»): блестящий и яркий снаружи, но пустой и никчемный внутри, и если кто-то подойдет ближе, то он нас обязательно разоблачит. На роль «разоблачителей», как правило, выбирается несколько человек из узкого круга избранных, на которых мы проецируем собственную грандиозность.

В такой структуре самооценки любая похвала извне (от не-избранных) только увеличивает брешь между полюсами, и, как ни парадоксально, чем больше нами кто-то восхищается, тем сложнее нам в это поверить и тем больше мы ощущаем свое одиночество и ничтожность, а на похвалившего обрушиваем собственный непереживаемый стыд, обесценивая этого человека до уровня нерукопожатного.

Еще одним трагическим проявлением нарциссического расщепления является невозможность строить горизонтальные отношения, быть на равных с окружающими. Как правило, мы в своем восприятии расщепляем людей из-за своего собственного расщепления, делим окружающих на две категории и на первых проецируем свою грандиозность, а на вторых — ничтожность и никчемность. И тогда перед первыми мы «приседаем», смотрим на них снизу вверх и тянемся всеми фибрами души, но никогда не дотянемся, потому что перед ними мы — никто. А на вторых мы смотрим сверху, снисходительно и высокомерно и ни за что не пожмем протянутую руку, потому что воспринимаем себя по отношению к ним эдакими полубогами. И в этой картине мира мы обречены на одиночество.

Отголоски этого феномена в том или ином виде можно встретить в историях многих участников нашей книги.

Понятно, что такая картина мира имеет мало общего с реальностью, потому что люди — объемные, целостные, многогранные, сочетающие в себе качества из обоих полюсов. Но люди, расщепленные на две полярности и не способные интегрировать свою идентичность, не могут воспринимать целостно и других.

Это расщепление повсеместно прослеживается в киномире: нарциссические качели, снобизм, высокомерие, деление жанров на высокие и низкие, авторские и зрительские, первый и второй сорт, коллег — на талантливых и пустышек, повсеместное обесценивание своего и чужого творчества. Нашей индустрии очень не хватает здравой, целостной, уравновешенной самооценки.

В основе описываемых выше феноменов также лежит стыд, потому что он является ключевым переживанием в нарциссическом поле.

А киноиндустрия нарциссична по своей сути, потому что все в ней построено на оценках, признании, рейтингах, фестивалях, наградах, кассовых сборах, оголтело внушаемой необходимости быть успешными и востребованными. Акцентирование на этом внешнем ярком фасаде неизбежно приводит к тому, что участники киносреды оказываются в одиночестве, испытывают стыд за собственные неуспехи, неидеальность, слабости и кризисы. Мы уже говорили об этом распространенном мифе «Все в Каннах, а я один, как лузер, сижу в дыре». И много писали выше о том, сколько на самом деле сложностей, тупиков, барьеров, сомнений, провалов,