них никогда не было, но не было и долгов. Они жили в любви и согласии, спокойной, достойной жизнью. А как он радовался первенцу… И в конце концов, что они с Лизой будут делать с этими деньгами?

Наслаждаться жизнью за счет чужих страданий?

Не выйдет. Каждый ребенок знает: стащил шоколадку, а она невкусная. Стыд горек как касторка.

Он позвонил в охрану. Уже через минуту в дверь заглянул крепкий, коротко стриженный блондин.

– Рад вас видеть, Клинт.

– Я тоже, доктор. В чем дело? Что у нас не так?

– У женщины в палате восемьсот девяносто вязальные спицы. Не думаю, что это такая уж хорошая идея.

Охранник понял сразу.

– Будут изъяты, сэр.

От этого полицейского “сэр” Беньямину стало совсем тошно. Он даже не смог заставить себя поблагодарить охранника. Как только тот исчез, Беньямин тоже встал и пошел к выходу – не хотел смотреть на предстоящую сцену.

* * *

– Папа! Это ты?

– Собственной персоной.

У Селии потекли слезы. Она места себе не находила с тех пор, как услышала про Генриетт Реш – у старой, безобидной женщины началась истерика. А потом изрезала себе лицо осколком стакана. Повредила глаз и даже не вскрикнула. В голосе Беньямина звучали нотки испуга, сказал Эндрю, что вовсе для него не характерно. Работа оказалась не такой уж безобидной и однообразной, как Беньямин думал поначалу.

– Не печалься, Тыквочка. Со мной все в порядке.

Селия долго пыталась связаться с отцом, а услышала его голос – растерялась и огорчилась до того, что заболело сердце.

– Как ты?

– Если честно, скучновато.

– Бедный папа… – Селия сжимала телефон так, что пластиковый корпус вот-вот треснет. – У тебя отдельная палата?

Вопрос ненужный, она и сама знала ответ: конечно, отдельная. Едва ли не главное условие карантина.

– Ну да… Больница как больница. Жаль, я не успел захватить с собой кое-что.

– Я могу прислать все, что тебе нужно. Только скажи. Я поговорю с ними.

– А они говорят, что это все из-за твоего лекарства.

Селия зажмурилась.

– Я не знала… (Как это не знала? Знала. Они продолжали эксперимент даже после первых, настораживающих случаев агрессии.) Я за тобой приеду.

– Доктор говорит, что мы должны тут задержаться. Я верно говорю, док?

Селия услышала голос Беньямина – отец, очевидно, звонил из его кабинета. К сожалению, верно.

– А кормят нормально? Ты наедаешься?

– Обычная больничная еда. Можно попросить добавки. Но мы тут подружились с доктором, он пообещал принести что-нибудь. Контрабандой.

– А ты помнишь? Вы уже виделись с ним в Бостоне. Когда ты еще был болен?

– Да… нет. Он сам мне напомнил.

– Папа… как я рада слышать твой голос.

– Представь, и я тоже. Уж как я-то рад!

– Ты скоро вернешься домой.

– Ну да, ну да. Само собой.

– А гулять вам можно? Скажи доктору Лагеру, что тебе необходимы прогулки.

– Тут есть небольшой… я бы сказал, собачий дворик. Шаг вперед – шаг назад.

– Ты шутишь.

– Само собой. Слушай, я тут встретил одного кораблестроителя. Ну не корабле-, а, скажем, лодко- и яхтостроителя из Бостона. Девяносто лет, а крепкий, жилистый, как канат. Представь только – два раза пересек Атлантику. В одиночестве!

Селия машинально покивала. С отцом все в порядке. Пока.

– Я его спрашиваю: два раза? Что-то потерял в океане и вернулся поискать? – Тед засмеялся. – И знаешь, что он ответил? Потрясающе. В первый раз, говорит, у меня не было с собой камеры.

В телефоне послышался смех Беньямина.

– Могу я поговорить с твоим доктором, папа?

– Кошмар! Твой отец сидит в клетке, а тебе надо поговорить с доктором! – Тед засмеялся. – Вот она, дочерняя благодарность.

– Твой отец в хорошем настроении. – Телефон взял Беньямин. – Ты же и сама слышишь. Все будет хорошо, не беспокойся.

– Я приеду и побуду немного с ним. Тебе придется сделать исключение.

– Я уже делаю исключение, – сказал Беньямин. – Этот разговор – уже исключение.

– И так будет продолжаться шесть месяцев? Полгода?

– Может быть, меньше. Зависит от результатов.

– Как я могу оставить его в одиночестве на такой срок? Беньямин…

– Боюсь, это не от тебя зависит, Селия. И он не в одиночестве. Мы стараемся проявить максимальную заботу.

– А если, скажем, ему нужно провести новое МРТ-сканирование? Привезти в Бостон?

– Будет расценено вот как: степень риска превышает ожидаемую пользу. По регламенту ни один пациент не должен покидать пределы госпиталя.

– От папы же нет никакой угрозы безопасности!

– Он в отличной форме, Селия. Подумай об этом… Без препарата…

– Я знаю. – Селия со всхлипом вздохнула. – Знаю.

– Твой папа хочет попрощаться.

Голос отца: поговорите, поговорите. Я пока посмотрю телевизор.

Беньямин засмеялся.

– Сейчас возьмет трубку.

Притворно возмущенный голос отца:

– Что такое? Тут как раз рассказывают, как быть, если у тебя прическа не в порядке, а надо идти на свидание.

– Хорошо, что у тебя есть телевизор, папа. А то никогда бы и не узнал, что предпринять в таком случае. А как с книгами?

– Сказали, здесь есть какая-то библиотека. Спрошу у доктора.

– Все будет хорошо. Скоро увидимся. Обещаю.

– Пока, Тыквочка.

Телефон опять взял Беньямин:

– Не волнуйся, Селия. Папа прав, все будет хорошо.

– Да… – Она нажала кнопку отбоя и зажмурилась.

Здесь говорят, что все из-за твоего лекарства. Виновница всего этого дикого кошмара именно она и никто другой.

Как побороть этот стыд? Раскаяние в совершенном преступлении? Намерения были самые благородные, но…

Благими намерениями вымощена дорога в ад.

* * *

Аутоагрессия.

Курс “А” в психологии: расстройство поведения у женщин. Желая навредить миру, наносят увечья самим себе. Сублимация гнева и фрустрации.

Адам уже час сидел на видеоконференции – Бостон, Нью-Йорк, Париж. Две тысячи стариков находятся фактически в заключении – и один-единственный инцидент. На экране то и дело появляется мозг Генриетт Реш, испещренный желтыми, голубыми и красными пятнами. Беньямин Лагер утверждает, что пациентка воткнула осколок в глаз и – на это он особо обращает внимание – даже не закричала от боли. Продолжала полосовать лицо.

В Париже началось лето. Адам только что получил сообщение от Матьё и решил, что сохранит его до самой смерти.

Tu me manques. Мне тебя очень не хватает.

Никуда из Парижа он не уедет. Пусть его и похоронят в плодородной французской земле.

Адам вернулся домой к вечеру. Внезапно просигналил телефон – он вовсе не ждал звонка.

– Доктор Миллер, – сказал Дэвид.

Адам улыбнулся. Шеф в хорошем настроении. Удивительно – последнее время он довольно часто на подъеме, несмотря на кучу неприятностей. Постригся, помолодел. Дорогая сорочка с крошечным логотипом на кармане.