— Я думала, моя комната должна быть смежной со спальней супруга, — сказала, не подумав, Кэтрин.

Привратник покраснел

— Его честь думал, что вам здесь будет удобнее — пока вы в трауре, разумеется.

— Ну что же, его честь ошибается.

Кэтрин сама не могла бы сказать, что толкнуло ее на этот поступок, как посмела она столь решительно повернуть назад, к роскошным апартаментам, очевидно, принадлежавшим маркизе, которую она никогда не видела. Возможно, причиной было острое унижение оттого, что слуги оказались в курсе тех более чем прохладных чувств, что испытывает к новобрачной муж. Может быть, виной тому были мрачные степы дома и каменное эхо се шагов, слишком сильно напоминавшее погребальный звон по ее будущему.

Какими бы ни были причины, решение созрело внезапно. Не будет она сидеть сложа руки и ждать, пока Доминик разрушит окончательно ее и свою жизнь. Она не станет тенью в этом холодном заплесневелом доме, не превратится в его пленницу. Она — Кэтрин Баррингтон Эджемонт, маркиза Грэвенвольд, и она еще поборется!

Улыбка Блатбери удивила ее. Почему он себя так странно ведет?

— Вы совершенно правы, миледи, — сказал слуга, следуя за хозяйкой в бывшую спальню маркизы. — Мне надо было вначале предложить вам эту комнату.

Он засуетился, поднимая портьеры, взбивая подушки на громадной, покрытой золотистым тяжелым шелком кровати.

— Я сейчас же позову горничную, чтобы она проветрила и убрала комнату. Все будет исполнено как следует.

— Спасибо, Блатбери.

Привратник начал перетаскивать ее сундуки и дорожные сумки, а Гэбби принялась за уборку.

— Я собираюсь переделать все в этой комнате, — заявила Кэтрин.

Ей не по вкусу пришелся слишком вычурный рисунок и мрачный горчичный оттенок ковра, обилие золота в убранстве комнаты, да и строгую красоту отделанных деревянными панелями стен портили обои с золотым орнаментом.

— Здесь мрачно и нечем дышать. Когда Доминик увидит, что стало лучше, может быть, мне удастся убедить его поменять обстановку в остальных помещениях.

Этот дом можно сделать красивым. Дом строил талантливый архитектор, но безвкусная отделка мешает увидеть его гордую красоту. Обивка мебели никуда не годится. Ковры совершенно безвкусны. Этот каменный дворец чем-то напоминал ей дом в Арундейле. Кэтрин постарается сделать из него очаровательный дворец.

— Ваш муж непременно согласится, — сказала Гэбби. — Мужчине для того и нужна жена, чтобы создать уют. Его честь увидит, какая у него замечательная маркиза, и еще сильнее в вас влюбится.

Кэтрин не стала говорить девушке, что маркиз ее вовсе не любит. Она так и не смогла полностью открыться Гэбби. Слишком стыдно было признаться, что маркиз не желает спать со своей женой.

Кэтрин вместе с Гэбби разбирала сундуки, переставляла вещи. В дверь тихонько постучали.

— Это, вероятно, ваш муж, — сказала Гэбби, — не может часа прожить без своей любимой.

Кэтрин опустила глаза. Рано или поздно придется рассказать Гэбби обо всем.

Но стучал не Доминик. На пороге стоял старый Персиваль. Вот уж кого Кэтрин никак не ожидала увидеть, так это мальчика рядом с ним.

— Янош! — Кэтрин бросилась навстречу гостю.

— Надеюсь, мы не побеспокоили вас, миледи, — проговорил старик. — Мальчишке было велено подождать, пока вы отдохнете, но вы же знаете, какие они, детишки. Как их трудно заставить ждать.

Кэтрин опустилась на корточки. Янош кинулся к ней, и она крепко обняла мальчишку.

— Доминик не сказал мне, что ты здесь.

Янош прижался к ней, словно боялся отпустить и потерять. Кэтрин даже немного растерялась — цыганские дети не слишком чувствительны. Отступив, Янош сказал:

— Может быть, он хотел сделать тебе сюрприз.

— Да… наверное.

С момента венчания они с мужем ни разу не говорили ни о чем действительно важном. И все же он мог ей сказать о Яноше. Но почему-то не сказал.

— Мы вместе приехали из Франции, — заговорил Янош. — Мой отчим погиб в драке.

— Мне жаль, — сказала Кэтрин.

Впрочем, ей не было жаль жестокого скотоподобного мужлана, с которым пришлось жить мальчику. Кэтрин смотрела на красивый наряд ребенка — ладный, из дорогой ткани, на тщательно начищенные туфли. Очевидно, Доминик решил оставить мальчика у себя.

— Я так рада. Я боялась, что мне здесь будет совсем одиноко. А оказывается, здесь ты.

Янош сдвинул темные брови.

— Мне надо учиться. На это уходит много времени. Но у тебя будет Доминик. С ним бывает очень весело.

Кэтрин с трудом удержалась, чтобы не усмехнуться. Доминик едва ли захочет ее веселить. Скорее, он всегда будет с ней так же угрюм и холоден, как был с момента их свадьбы. Если только…

— Я учусь читать, — гордо сообщил Янош.

— Это прекрасно.

— Может быть, я однажды вернусь в табор и стану учить других.

— Думаю, это прекрасная мысль.

Мальчик сильно повзрослел с тех пор, как Кэтрин видела его в последний раз.

— Ты скучаешь по табору?

— Я скучаю по ребятам. Здесь мне не с кем играть.

— Как же так? У слуг есть дети — их должно быть довольно много в округе.

Слишком поздно она заметила болезненную гримасу на лице Яноша.

— Боюсь, они еще не совсем привыкли к мальчику, — вставил слово слуга. — Он не такой, как они, вы же знаете. Им надо привыкнуть друг к другу.

— Они никогда меня не полюбят, — сказал Янош. — А я никогда не полюблю их,

— Но, Янош…

— Мне надо идти, Катрина… я хотел сказать, леди Грэвенвольд. — Малыш обернулся к Персивалю. — Мистер Рэйнольдс будет сердиться.

— Это учитель мальчика, — пояснил слуга.

Кэтрин пожала ребенку руку.

— Зови меня, пожалуйста, Катриной, хотя бы когда мы будем одни.

Янош улыбнулся.

— Обещаешь?

— Обещаю.

— Отлично. А теперь иди. Мы еще поговорим позже.

Взяв Персиваля за руку, мальчик повел старика в холл. Кэтрин подумала о том, что еще неизвестно, кто из них кого опекает.

Думая о Яноше, Кэтрин нахмурилась. Ничего удивительного, что маленький цыганенок не ладил с остальными детьми. Надо учить их терпимо относиться друг к другу. Надо, чтобы они были равны. Образование — вот решение многих проблем. Эту истину она поняла, работая в школе. О школе надо будет поговорить с мужем.

Ничего, пусть поупорствует, но в конце концов Кэтрин выбьет себе право на собственное дело.

И Кэтрин улыбнулась.