утратив последнюю надежду, подсудимый лишился и последних сил. И ведь, наверное, отдал за название старого документа последние деньги какому-нибудь нечистому на руку грамотею.

— Со времен восстания в шахтах Атора мало кто отказывается, — зашептал на ухо судье Кессад, — но сразу отправить на каторгу нельзя. Нужно дать выбор. Формальность, конечно.

— Плаха или Дар? — Ганнон повысил голос, чтобы вырвать неардо из ступора. Тот пробормотал что-то неразборчивое. — Говори громче.

— Д-дар, — сумел выдавить из себя пленник, глядя в землю. В толпе послышалось движение. Несколько собратьев каменного, сплюнув, начали проталкиваться через собравшихся, направившись прочь. Ганнон прикоснулся к шапке и протянул руку вперед, подтверждая приговор.

— Топор нужно будет отправить обратно за горы, — снова принялся тараторить помощник, Ганнон остановил его взмахом руки: это он помнил.

Полуденное солнце начало припекать даже сквозь навес. Череда мелких склок и торговых споров поглотила неимоверное количество времени. Ганнон прикрыл глаза и прислушался к шуму рынка: шаги, гомон разговоров, грохот товаров, жужжание насекомых и лай собак. Юноша чуть было не провалился в сон.

— Сколько у нас еще? — обратился он со вздохом к писарю. Кессаду, похоже, все было нипочем. Но на лбу у него выступила легкая испарина. Все-таки он человек. Скорее всего.

— Очередь длинная, — констатировал помощник, но, заметив страдание на лице судьи, продолжил чуть мягче: — Однако обязательства суда на один день мы почти выполнили. Осталось одно дело. У нас есть разбор спора о наследстве и покупка зеленого пигмента у…

— Фальшивомонетчик, — не колеблясь выбрал Ганнон, представив себе балаган, который учинят друг другу жадные наследники. Быстрый ответ позабавил Кессада. Ганнон готов был поклясться, что тот почти улыбнулся.

Пойманный с поличным мошенник пытался покрасить специально отлитые медные монеты в зеленый цвет. Мешок подделок и руки подсудимого были заляпаны зеленью. Беднягу взяли с поличным по доносу торговца красками. Большую глупость было трудно себе представить.

Тощий обитатель трущоб со спутанными каштановыми волосами молча стоял, склонив голову. Сбоку все не начиналось привычное движение: Кессад тоже был неподвижен. Может, он наконец запамятовал, в которой груде нужно искать закон? «Хорошо бы свести их все вместе», — мечтательно подумал Ганнон, после чего обратился к писарю:

— Что там? Нужно знать, откуда он родом? В каком поколении живет здесь? Желает ли отправиться в Дар? — В наступившей тишине становилось неуютно. — Кхм, Кессад, ты не желаешь проверить?

— А-м, нет, господин. — Помощник с сочувствием посмотрел на Ганнона. — Тут наказание одно – смерть.

***

Солнце медленно опускалось к морской глади. Скоро оно должно было коснуться фиолетовой каймы Шторма. Ганнон присел на песке: всматриваясь в горизонт, он сжимал и разжимал пальцы руки с кольцом. Укромный участок пляжа, который юноша облюбовал для тренировок, был надежно скрыт скалами от посторонних глаз. На песке виднелся след от небольшой лодки. Время почти пришло, нужно было сосредоточиться, но Ганнон никак не мог выкинуть из мыслей сегодняшний суд. Он не хотел слушать перебранку, разбирать вранье хулителей и хвалителей. И этот Кессад… который улыбался как ни в чем не бывало, хотя и знал, что будет. Для него все это было рутиной. Ганнон прошелся по короткому песчаному берегу туда и сюда, остановился и со злостью пнул обгоревший сгусток песка, превратившийся в стекло во время его прошлой попытки, о чем немедленно пожалел.

Вскрикнув от боли, юноша запрыгал на одной ноге. Шок вывел его из тягостных раздумий. В конце концов, фальшивомонетчик заслужил наказание: все было по закону. Но сколько стоит увидеть еще один восход? Точно дороже, чем хорошее настроение судьи, уставшего после тяжелого дня. Ганнона ужасало то, как бытовая суета одного человека может повлиять на всю жизнь другого. Да что там повлиять… окончить ее.

Солнце окрасило море в желтый и багровый, а от касания небесного светила со Штормом то и дело появлялись яркие всполохи изумительных цветов. Юноша сжал кулак левой руки и сосредоточился на кольце. В прошлый раз он чуть не погиб, тогда осторожность в исследовании нового позволила спастись. Ганнон окинул взглядом опаленный бурый песок. В этот раз он делал все еще медленнее, но не отступал от цели. Он поклялся себе, что не встретит новые напасти безоружным. Опасностям все равно, что ты закрылся в своем мирке, они не станут менее смертоносными.

Юноша закрыл веки и выровнял дыхание. В глазах сверкнула белая вспышка, когда он подошел к третьему шагу. Пергаменты, защищавшие его от голодного кольца тьмы, неохотно подчинялись приказу открыть брешь. Свет потек в окружающую пустоту и дальше – в жадную черноту. Ноющая боль – как будто от раскачивающегося зуба – отмечала края бреши, которую пытался расширить поток силы, устремившийся наружу. Ганнон открыл глаза и увидел слабое голубое пламя на своей руке. Он вновь обратился к внутреннему взору и с удивлением обнаружил себя в Дубильне, в комнате старшего инструктора. В видении он не сумел вовремя ухватиться за края проема и выпал из окна вслед за вывороченной из стены металлической решеткой. Юноша стряхнул морок и вернулся к прежней картине. Он несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, после чего позволил энергии выйти наружу.

Треск и запах обожженного песка ворвались в его мир на секунду раньше, чем он снова разрешил себе смотреть глазами. Пламя, вырвавшееся из ладони, ударило на пять шагов вперед, расколов камни и превратив песок в стекло. В этот раз огонь оказался еще сильнее. Значит, времени было в обрез. Рука уже начала бледнеть, а перед внутренним взором метались разгневанные листы. Собрать их было тяжелой задачей, в прошлый раз справиться удалось лишь чудом. Фляга, которую Ганнон держал в правой руке, открылась с гулким звуком, и он жадно приложился, ощутив смесь амброзии и помоев. Теперь юноша понимал, что именно чувствует его тело, а что – только разум.

Ясность ума в материальном мире отражалась замедлением всего и вся – в духовном. Впрочем, не всего. Его собственные мысли были все так же быстры. В своем видении он играючи собрал порхающие верительные грамоты и вернул их на положенные места. Кольцо тьмы перестало вытягивать свет его жизни, ему вновь оставалось довольствоваться лишь пылинками, медленно плывшими в черной пустоте.

Ганнон упал на песок и расхохотался. Он несколько раз сжал и расслабил руку. Все-таки сработало! Куда бы ни завел юношу этот путь, теперь у него на одно оружие больше. И отвар ракушек от пленного Аторца позволит им пользоваться.