Виолетта взорвалась.

– Трамплин? Сгнившая доска, это да. Я просто рухну с нее в грязь! Продавать стрижки за пятнадцать евро в «Тиф-Тифе», о каком успехе ты говоришь? «Оскара» мне за это, да немедленно! Как я об этом не подумала? Вот гнусность-то, а! Все эти годы я занималась актерским мастерством, учила роли, ходила на кастинги, умоляла моего агента, чтобы он повыше написал меня на афише, и даже не подумала, что, оказывается, для славы нужно всего только стать мисс Тиф-Тиф! Какая гадость!

Она вопила, даже ударилась пару раз лбом об стенку, потом в ярости уставилась на него.

– Но ведь многие начинают в рекламе, в этом нет ничего постыдного! – виновато произнес он.

– Да, если они никому неизвестны и им двадцать лет! И если реклама национального масштаба. Это еще могут простить!

– О тебе заговорят…

– В бесплатном журнальчике и на грязных стенах этого прогнившего насквозь городка! Анджелина Джоли глаз не сомкнет от зависти, как это узнает!

– Ну ты все преувеличиваешь, котенок!

– И перестань называть меня котенок! Ты нарочно, что ли, это делаешь? Мне тридцать пять лет, мне нужно торопиться! У меня нет времени ошиваться среди деревенщин! И жить с главой всех деревенщин по имени Раймон Валенти. Так ведь тебя мама называет, да? Раймон. Красиво! Шикарно! Заметь, она ведь права, ты и есть это самое: Раймон.

Рэй потемнел лицом от гнева. Напрягся, сидя в кресле.

Виолетта же развязно продолжала:

– А знаешь почему, Сухостой?

Рэй аж подскочил. Он правильно расслышал? Она только что назвала его Сухостоем.

– Потому что я актриса. Ак-три-са.

Вот дерьмо! Она назвала его Сухостоем.

Он потер щеку, чтобы убедиться, что он действительно здесь, что он проглотил это и даже не пикнул. В голове у него сверкнула молния. Белая ярость залила глаза. Ему невыносимо захотелось ударить ее. Ему часто хотелось ударить ее. Но воспоминание о боа-констрикторе его удерживало. Сухостой… Он слишком добр к ней, спускает ей с рук все ее выходки. Надо положить этому конец. Станет половой тряпкой, как и остальные. Сухостой! В его глазах появился нехороший блеск. Ух, как он отколотит ее, сломает челюсть, она будет ползать у него в ногах, молить простить ее, а он отпихнет ее ногой. Вот так с девками надо обращаться! И когда его яйца запросят пощады, он выплеснется в другую девку, уж кандидаток-то пруд пруди. Только пальцами щелкни, в очередь выстроятся… и тут он внезапно подумал: «Да, но ни одна из них не умеет делать боа-констриктор».

Он опустил поднятую для удара руку, до крови укусил кулак. Злобно ухмыльнулся:

– Только ты одна и считаешь, что ты актриса!

Бить он ее не будет, но спуску тоже не даст. Он расставит все по своим местам.

– Что ты сказал? Повтори? – завизжала она ему в лицо.

– Ну что делать, так оно и есть. То, что ты актриса, веришь только ты сама. А где это можно увидеть? Ни в журналах, ни кино не видать. Я вот тебя почему-то ни разу на экране не видел. И никогда не слышал, чтобы о твоих ролях говорили. И я не один такой. Даже префект сомневается, стоит ли тебя рекомендовать на фильм. Он говорит, что никто тебя не знает. Так что артистка – по-моему, слишком громкое слово для безвестной блондиночки.

– Потому что ты никогда не выезжал из своей дыры. Деревня ты деревня, Раймон!

Он опять дернулся. Она продолжает оскорблять его А он ее даже не стукнет. Что это на него нашло? У него закружилась голова. Он вдруг почувствовал себя старым. Кровь не сворачивалась, рука не поднималась, навалилась какая-то слабость. Его проглотил боа.

В последнем приступе гордости он бросил раздраженно:

– Хочешь, правду скажу? Единственный раз, когда я видел тебя по телику, это были региональные новости. Открытие фирмы «Софитель» в Маконе. Я уж не знаю, как тебя туда занесло. Силуэт рядом с комнатным растением в горшке. Под ручку с каким-то старичком-пузаном в орденах! Я решил, что это старый друг. Ты у него сосала или не сосала?

– Пошел на хрен отсюда, Раймон! – завопила Виолетта. – Не хочу тебя больше видеть! Понял? Никогда больше!

Она замахнулась, чтобы дать ему пощечину, он остановил ее руку.

– Да вали уже отсюда, старый хрен, провинциал! Вали!

– Не надо это мне повторять, Виолетта! Я возьму и действительно уйду.

– Так уходи же, уходи! Ни в чем себе не отказывай. Ты старик, ты храпишь, ты воняешь, у тебя маленький член, совсем маленький член! Тебе никто этого еще не говорил? Ну вот, я первая сообщаю тебе об этом! Ты можешь ездить на крутых тачках, но он у тебя маленький и ты смешон!

Она расхохоталась. И изобразила маленький членчик большим и указательным пальцем.

Он сглотнул, попробовал унять свою гордыню. Вагина-боа отдалялась и отдалялась. Он уже оплакивал разлуку. И готов был смириться и вымолить прощение.

– Я пошутил, котенок. Мы что, больше и пошутить не можем…

– Ладно. А я не шучу тем не менее. Уходи, давай уже, уходи.

– Но, котенок…

Она взяла его куртку, его ремень, его ботинки, кинула ему в лицо и вытолкала его за дверь.

Дождалась, пока его шаги затихнут на лестнице, высунулась в окно и прокричала так, чтобы все вокруг слышали:

– Пустоцвет! Сухостой! У Пустоцвета крохотный член!

На следующий день с утра Виолетта позвонила Стелле.

Всю ночь она кипела от ярости. Ворочалась в кровати, как пропеллер. Зажигала свет, гасила свет, зажигала, гасила. Стакан воды, стакан молока, то с медом, то без меда. Упражнения для пресса, маникюр, выщипывание бровей. И потом уже переход к снотворным и виски.

– Стелла? Нам надо увидеться, – объявила она томным голосом. – Это срочно.

– Неужели? – сказала Стелла. – Ты опять хочешь, чтобы я попила чайку с Рэем?

– Нет, – прошипела Виолетта, – я хочу его уничтожить, стереть с лица земли, чтоб ему пусто было. Он за все заплатит. И дорого заплатит!

Стелла остолбенела, так и стояла с телефоном в руке и с открытым ртом. Она не могла поверить в то, что только что услышала. Она протянула руку к Жюли, прошептала: «Ущипни меня». Жюли ее вяло ущипнула, и Стелла сказала: «Нет, мне это не снится!»

– Ты меня слушаешь? – спросила Виолетта.

– Да. Я просто пытаюсь осознать.

На самом деле она просто сомневалась, не было ли все услышанное плодом ее воображения.

– Так ты думаешь, у вас с Рэем все кончено?

– Да. Я выставила его и так красиво! Ты была права, он ничтожество! Он мудак. Король мудаков.

Стелла повернулась к Жюли и показала ей поднятый вверх большой палец. И прошептала тихо-тихо: «Yes! Yes! Yes!»

– И где ты предлагаешь нам встретиться? – спросила Стелла.