ответ Лука заявил, что если собрание считает для себя оскорбительным присутствие архиепископа, то архиерей считает ниже своего достоинства выступать в таком собрании. В итоге его перестали приглашать, и владыка совсем покинул Хирургическое общество. Кстати, как свидетельствовал Г. Г. Карпов, имелось и официальное письменное, заверенное тогдашним министром высшего образования С. В. Кафтановым заключение о запрещении Луке чтения лекций в архиерейском облачении. Об этом Г. Г. Карпов известил крымского уполномоченного: «Совет по делам Русской православной церкви при Совете Министров СССР ставит Вас в известность о том, что министры здравоохранения и высшего образования СССР, товарищи Смирнов и Кафтанов, не считают возможным разрешать архиепископу Луке читать лекции и доклады по вопросам медицины в архиерейской одежде. Сообщая об этом, Совет предлагает Вам проследить за тем, как на это будет реагировать Лука, и информировать Совет».

Архиепископ-хирург нашел способ продолжить врачебную практику. На дверях его квартиры было вывешено объявление, что хозяин квартиры, профессор медицины, ведет бесплатный прием ежедневно, кроме праздничных и предпраздничных дней. К нему стекалось большое количество больных, которых врачи признавали безнадежными, и многие из них потом с благодарностью вспоминали своего исцелителя.

Возвращая людям здоровье и жизнь, сам владыка Лука также нуждался во врачебной помощи. Еще в Тамбове его здоровый глаз видел всё хуже. Осенью 1947 года архиепископу пришлось поехать на обследование в Одессу к академику В. П. Филатову, с которым он был дружен. Знаменитый окулист долго осматривал владыку и заверил, что до слепоты еще далеко. И действительно, четыре года спустя Лука все еще мог, хотя и с трудом, читать и писать. Но, будучи максималистом, владыка осознавал, что в силу своего физического состояния он уже не может в равной мере совмещать хирургию и церковное служение. В письме сыну он признает: «Хирургия несовместима с архиерейским служением, так как и то, и другое требует всего человека, всей энергии, всего времени, и Патриарх пишет, что мне надо оставить хирургию».

Отвергнутый медицинским сообществом Крыма, Лука в своих научных изысканиях был предоставлен сам себе, он мог действовать как ученый-одиночка. Владыка одновременно писал несколько книг. Он обращается к захватившей его теме «наука и религия», а от Медгиза поступило предложение о переиздании книги «Очерки гнойной хирургии». Готовил он новое издание своей диссертации «Регионарная анестезия». По-прежнему продолжал читать специальные журналы: «Советская медицина», «Вестник хирургии» и новейшие издания по хирургии.

Весной 1952 года владыка приехал в Москву, но его мало кто видел в патриарших и синодальных приемных. Пару месяцев, как всегда, с утра до вечера, архиепископ просиживал в научных библиотеках, работая с новейшей иностранной медицинской литературой. Правда, Лука сделал одно исключение из своего библиотечного затворничества – он участвовал 9 мая в работе Конференции всех церквей и религиозных объединений в СССР, посвященной вопросу защиты мира и проходившей в Загорске.

По возвращении в Крым Лука очень скоро столкнулся с медицинскими проблемами. Его здоровый глаз не выдержал нагрузки, и зрение стало падать буквально по неделям: исчезло ощущение цвета, предметы обратились в тени. Теперь на приеме профессору приходилось спрашивать у секретаря, какого цвета у больного опухоль, как выглядят кожные и слизистые покровы. В конце концов владыка вынужденно отказался и от приема больных, и от работы над книгами.

Осенью 1952 года профессор Филатов предложил срочно провести предварительную операцию – иридоэктомию. Владыка не согласился, поскольку боялся, что у него, как у диабетика, операция может привести к нагноению. Предвосхищая худшее, архиепископ стал учиться передвигаться по комнате ощупью, так же он подписывал бумаги, подготовленные секретарями.

31 мая 1953 года исполнилось 50 лет врачебной и научной деятельности архиепископа Луки. Хотя это и не нашло (да и не могло найти по тем временам) широкого отражения в публичном пространстве, все же в адрес юбиляра поступило несколько весьма знаковых поздравлений. Так министр здравоохранения А. Ф. Третьяков в поздравительном письме тепло отмечал:

«Работники медицинской науки хорошо знают Вас как одного из выдающихся деятелей советской медицины, создателя большого отмеченного Сталинской премией научного труда по важным вопросам хирургии.

Медицинские работники многих научных лечебных учреждений знают и чтут Вас как одного из видных хирургов страны, как бывшего ведущего хирурга многих крупных лечебных учреждений. Как отзывчивого руководителя, всегда живо и охотно откликающегося на помощь практическим работникам.

Многие тысячи людей, в том числе воины нашей Советской Армии, знают Вас как чуткого и отзывчивого врача, оказавшего им квалифицированную медицинскую помощь, избавившего их от тяжелых страданий и давшего возможность многим вернуться к труду и защите нашей Родины».

В начале 1955 года произошла неизбежная трагедия – святитель полностью ослеп, в здоровом глазу померк последний лучик света. Наступила тьма. Какой-то проблеск надежды еще оставался: Филатов стар и не оперирует, зато в Симферополь едет его ближайший ученик – доцент Шевелев. Однако офтальмолог опоздал, по крайней мере, на два года. В создавшихся условиях операция могла быть «рискованной» и «очень рискованной»: в лучшем случае она могла бы дать очень малое зрение, но никак не способность читать.

Лука принял окончательный вердикт спокойно, как Божию волю и даже с благодарностью Богу. Отныне и до самой смерти, он продолжал в полной внутренней темноте проводить богослужение в храме. При этом он почти не прибегал к посторонней помощи, на память читая молитвы и Евангелие. Современники вспоминали, что, видя его в храме, нельзя было и подумать, что он слеп. И дома он передвигался сам, брал нужные вещи, отыскивал книги. Иногда к нему приводили больных, и он, что называется, на слух, точно ставил диагноз.

Сохранились воспоминания епископа Лужского Михаила (Чуба), приезжавшего в Симферополь, чтобы познакомиться с владыкой Лукой:

«Я переступил порог и увидел Владыку, который стоял посредине кабинета. Руки его беспомощно шарили в воздухе: он, очевидно, пытался сыскать затерявшиеся кресло и стол. Я назвал себя и услышал низкий, твердый голос, который совершенно не согласовывался с позой хозяина дома: “Здравствуйте, Владыка. Я слышу Ваш голос, но не вижу Вас. Подойдите, пожалуйста”. Мы обнялись. Завязалась беседа. Его интересовала и моя служба, и где я учился, кто были мои учителя. Во время разговора он встал и включил огромную мощную лампу позади часов с прозрачным циферблатом. Явно напрягаясь, сам разглядел время. Я и потом замечал: все, что только мог, он делал сам. Слепота не подорвала его волю и не разрушила яркости восприятия: когда я спросил, видит ли он сны, Владыка ответил: “О, еще какие! В цвете!”».

В день ангела владыки епископ Михаил присутствовал на торжественном молебне. В храме священники водили архиерея под руки, а когда кончился молебен и торжественные речи, он, как будто прозрев, вышел на паперть самостоятельно. У выхода его ждала толпа людей с цветами и возгласами: «Дорогой наш владыка…