перерабатывать свои тексты и печатать на машинке». Действительно, он не кривил душой. Постепенно были собраны воедино не менее семисот пятидесяти проповедей архиепископа Луки, в разные годы произнесенные им в храмах подведомственных ему епархий. Объем собранного составил двенадцать толстых томов машинописи (около 4500 страниц). Совет Московской духовной академии, ознакомившись с проповедническими трудами Луки, назвал собрание его проповедей «исключительным явлением в современной церковно-богословской жизни», а в 1957 году избрал автора почетным членом Академии. В Симферополь специально приезжал профессор-протоиерей МДА Александр Ветелев, чтобы в ходе торжественной службы в кафедральном соборе города при большом стечении молящихся вручить архиепископу Луке диплом о присуждении ему звания почетного члена Академии. О проповедях владыки с большой похвалой отзывались многие иерархи Русской церкви, богословы: архиепископ Куйбышевский Мануил (Лемешевский), протоиерей профессор гомилетики МДА А. А. Ветелев, протоиерей Александр Мень…

Для Совета по делам Русской православной церкви и его местных уполномоченных архиепископ Лука всегда был «раздражающей фигурой». В 1958 году отмечаются всё более настойчивые попытки отстранить Луку от кафедры. В первую очередь были инспирированы обращения со стороны отдельных верующих, церковного актива и священников в адрес центральных партийно-советских инстанций, финансовых органов, патриарха, Совета и крымского уполномоченного с просьбами избавить их от «слепого и немощного, тщеславного и властолюбивого, неспособного к служению» архиепископа. При этом приводились всякого рода компрометирующие сведения, характеристики и оценки деятельности Луки: «монархический деспотизм», разбазаривание церковных средств, воспрепятствование деятельности «двадцатки» в Симферополе, продвижение своих «любимцев и подхалимов» и т. д. Характерную резолюцию оставил на одном из таких писем, поступившем в Совет, Г. Г. Карпов: «Не пора ли поставить о Луке вопрос перед патриархом об увольнении на покой?»

Лука, чувствуя, что кольцо вокруг него сжимается, обращается к патриарху с жалобами на действия уполномоченного, распоряжающегося в церковных сообществах как в своей вотчине. Тот их пересылает Карпову… там все и оседает. Пока в августе 1958 года инспекторский отдел Совета, собрав воедино все «грехи» архиепископа Луки, не вошел в руководство Совета с предложением, «имея в виду преклонный возраст (81 год) и полную потерю зрения архиепископом Лукой», освободить его от управления епархией и уволить за штат. Но Карпов почему-то счел недостаточным и неубедительным полученный материал и распорядился продолжить собирать обличительные сведения. В наблюдательное дело Луки в центральном аппарате Совета постоянно подшивались всё новые и новые «доказательства» необходимости его отстранения от епархии, в том числе и множество текстов проповедей, соответствующим образом интерпретированных уполномоченными по Крымской области.

Не брезговали уполномоченные и всякого рода клеветой в адрес архиепископа, которая тоже старательно подшивалась в его личное дело в Совете. Вот только один пассаж из кляузной докладной уполномоченного Гуськова:

«Луке уже 2–3 года назад нужно было, как монаху, уйти на покой, но его жадность к деньгам довлеет над здравым смыслом, а кроме этого, ему этого делать, видимо, не разрешают его приближенные, которые ведут паразитический образ жизни и стремятся до конца жизни Луки пользоваться всеми благами, которые он им по мере его сил и возможностей создает. Архиепископ Лука за последнее время ведет себя крайне обособленно, ни с кем и ни с чем считаться не желает, зная, что его, немощного, слепого, еле передвигающегося по комнате глубокого старика, никто и ни за что не накажет. Он на протяжении этого года усиленно, под влиянием окружающих его прихвостней, пытается перетягивать в Крымскую епархию наиболее реакционных священников, дьяконов и даже псаломщиков с Запада, которым не место в Крыму».

Чуть ли не каждое свое послание в Совет Гуськов завершал словами: «Считаю своим долгом еще раз заявить, что с архиепископом Лукой работать исключительно тяжело, и необходимо более настойчиво ставить вопрос о его замене, как совершенно больного и беспомощного старика, которому нужно давно уйти на покой».

На основании подобного рода документов Совет и сам составлял справки-характеристики на Луку для «верхов». Вот одна из них, от марта 1959 года:

«…По своему характеру самолюбив, высокомерен, всем и всюду подчеркивает, что он большой авторитет не только среди духовенства, но и среди врачебного мира, что он известен не только в Советском Союзе, но и за границей.

Иногда в его высказываниях проскальзывает недоброжелательность в отношении советской власти, это подчеркивание того, что он пробыл в общей сложности 11 лет в нескольких ссылках, о высылках якобы без какой-либо вины. Что все духовенство, находившееся в местах заключения и ссылках, страдало невинно, а отсюда приближение к себе и предоставление лучших приходов таким священникам, как он говорит, “страдавших за веру”.

Среди значительной части как духовенства, так и верующих Лука авторитетом не пользуется за запрещение им, священникам, носить гражданскую одежду и подстригать бороды.

Многие из них называют его “деспотом”, что он хороший хирург, но плохой архиепископ, так как за малейшее нарушение так называемых канонических правил со священниками он расправляется жестоко: лишает сана, увольняет за штат, переводит из одного прихода в другой и т. п., не считаясь ни с какими их желаниями и оправданиями.

В настоящее время, в связи с плохим состоянием здоровья (ослеп), активности не проявляет.

По состоянию здоровья медпрактикой не занимается, лекций не читает уже ряд лет, но сейчас работает над новым трудом по хирургии»[180].

Казалось, еще немного, и двойное давление: из Симферополя и Совета – сработает… и Лука станет экс-управляющим Крымской епархией. Но патриарх Алексий, не вступая в пререкания с Карповым и не отвечая на его призывы «покончить» с делом Луки, держал паузу… Месяц… год… два… три… Проформы ради он направлял в Крымскую епархию для ознакомления с деятельностью архиепископа Луки комиссии. Очевидно, те давали положительную оценку действиям архиепископа Луки, и все оставалось по-прежнему.

…А в это время отношения между государством и церковью всё более и более ухудшались. Это было прямым следствием политики нового партийного и государственного лидера страны – Н. С. Хрущева, который после XX съезда КПСС (1956 год) вознамерился показать советскому народу «последнего попа», покончить с «религиозным дурманом» и построить в течение ближайших двадцати лет безрелигиозное коммунистическое общество.

Год 1958-й положил начало антиклерикальному курсу советского государства в условиях такой, казалось бы, демократической «хрущевской оттепели»! Он опирался на принятую 4 октября 1958 года на заседании Секретариата ЦК КПСС записку Отдела пропаганды и агитации по союзным республикам «О недостатках научно-атеистической пропаганды». В адрес «церковников и сектантов» выдвигался длинный перечень «претензий», сводившихся к следующему:

– усиливается миссионерско-проповедническая деятельность по привлечению населения, особенно молодежи и детей, в религиозные организации;

– расширяется контингент слушателей в духовных учебных заведениях;

– растут доходы религиозных организаций;

– расширяются работы по благоустройству и ремонту церквей и монастырей;

– растет поток заявлений об открытии церквей, молитвенных домов и регистрации новых религиозных объединений;

– активизируется деятельность «сектантов»;

– возрастает число религиозных обрядов, в которых участвует молодежь, представители партийных и советских органов;

– имеют место факты благотворительности со стороны