я был осознанным. Без прощальных слов я оставил их вместе. Они забормотали, как только я отошел на расстояние слышимости. Пробравшись к главным столам, я присоединился к своей семье и другим людям, с которыми, как ожидалось, я поужинаю на вечернем мероприятии.

Я огляделся и увидел абуэлу за другим столиком, где я сидел с ней ранее. Ее отодвинули на второй план, и ей не оказали того уважения, которого она заслуживала, пригласив присоединиться к нам. Много лет назад что-то разладилось между Гектором и его родителями, и я так и не приблизился к разгадке причины большого разрыва в их отношениях.

Отбросив эти мысли, я обратил свое внимание на отца, который вышел на сцену и произнес длинную речь, закончив приглашением маме присоединиться к нему. И снова я внимательно посмотрел на них двоих вместе. Идеально поставленный спектакль.

После этого зрелища мы съели полный ужин из трех блюд. Я наблюдал и прислушивался к разговорам окружающих, но не было ничего, что могло бы быть столь же полезным. Потягивая неразбавленный виски, я держался особняком, прежде чем нас вскоре пригласили посмотреть вечернее представление. Я встал и последовал за толпой.

Несмотря на разногласия, коррида была традицией в разных частях Испании. Она балансировала на грани между искусством и жестокостью, во многом как ММА. Кульминацией вечера стало жестокое шоу.

Заняв позицию, которая позволяла мне наблюдать, я незаметно огляделся по сторонам, отмечая всех, кто занимал высокие посты в этом районе, даже в стране, и запомнил их в уме. Не у всех из них был выбор быть здесь, но я прокладывал себе путь через тех, кто был предан Гектору; кропотливая задача из-за того, что он заметал свои следы, иногда слишком быстро, чтобы я мог их уловить.

Тореадор вышел на ринг, когда начались выступления.

— Видишь быка Николаса? Его воспитывали для агрессии; он не умеет ничего другого.

— Почему, папа? — я спросил, сглотнув, когда радостные крики вокруг нас стали громче.

— Это жертвенный ритуал нашей культуры. Это называется танцем смерти, — его рука сжала мое маленькое плечо, заставив меня вздрогнуть. — Но жестокость сама по себе бесполезна. Ты должен использовать свой разум и слова тоже. Вместе они — ваше величайшее оружие.

Когда он впервые взял меня на бой быков, мне было девять лет. Мне потребовались годы, чтобы понять его слова и то, что он мне показывал.

В конечном счете, крайне важно было следить за каждым шагом быка навстречу своей смерти, когда он падет от меча. Потому что в этих шагах, приведших к его кончине, была скрытая возможность, которая только и ждала, чтобы ее использовали.

Час спустя, после того как мероприятие закончилось и другие принялись напиваться до бесчувствия, стук в дверь моего гостиничного номера прервал приятное одиночество, в которое я сбежал. На всякий случай я посмотрел в глазок, сразу немного расслабившись. Открыв дверь, я бегло осмотрел помещение на первом этаже. Он был спроектирован в виде квадрата с выходящими из него дверями, с большим фонтаном внутри в качестве фокуса.

Я провел языком по нижней губе, привлекая к этому внимание Елены. Ее ладонь прижалась к моей разгоряченной коже, и она придвинулась ближе ко мне, моя расстегнутая рубашка открыла ей доступ. Мои брови изогнулись в немом вопросе.

— Я думала, у нас было соглашение, — сказала Елена.

— Так и есть, — подтвердил я, еще сильнее приоткрывая дверь и пропуская ее в свою отдельную комнату.

Все ее тело коснулось моего, когда она вошла, как будто это место принадлежало ей.

Очень кстати, Матео прошел мимо в то же самое время. Остановившись на секунду, он покачал головой, бросив враждебный взгляд в мою сторону, и продолжил. Проходя мимо моей комнаты к своей, были члены синдиката Ортиса, включая Алехандро. Его одобрительный и знающий взгляд сверлил меня. Я опустил подбородок в притворном уважении, едва заметным движением указывая средним пальцем на конец нашего предыдущего разговора — я не хотел ни о чем разговаривать с этим человеком, поскольку отгораживалась от него. Оставив только Елену и меня наедине, впервые с тех пор, как я пригласил ее на встречу в моем клубе несколько недель назад.

— Говори, — потребовал я, возвышаясь над ней там, где она примостилась в изножье кровати.

— Значение разговоров переоценивается. У нас с тобой всегда лучше получалось действовать, — заявила Елена, ее руки намеренно поглаживали свою грудь, чтобы привлечь мое внимание.

— Елена, — предупредил я, сжимая обе ее руки в одной из своих и останавливая ее движения. — Не надо.

— Может ли она обращаться с твоей грубостью, как я, Нико? Может ли она принимать все, что ты даешь? Сможет ли она доставить тебе удовольствие, пока ты не выдохнешься? — в ее словах прозвучала нотка уязвимости. Чувства Елены все еще были глубоки.

— Этого достаточно, — заявил я, ослабляя хватку на ее запястьях.

Я смягчил свой голос, приподняв ее подбородок, чтобы она посмотрела на меня. Все еще удерживая, я сказал:

— Я хочу, чтобы ты поговорила со мной.

— Ты уверен? — она ответила, наклоняясь вперед, намеренно прижимаясь ко мне.

— Что ты пытаешься предложить? — я склонил голову набок.

В ее глазах вспыхнули какие-то эмоции. Она согнула палец, призывая меня подойти ближе. Отпустив ее подбородок, я присел на корточки. Елена прошептала мне на ухо. Мои ноздри раздулись. Я сохранил невозмутимое выражение лица и сухо кивнул в знак согласия, как только она закончила.

— Будь моим гостем. Бери инициативу на себя, — я ухмыльнулся.

Глава 25

Ческа

С предчувствием, пронзившим меня, я подошла к Нико.

— Почему вся корзина для белья пахнет так, словно женщина вылила на нее свои дорогие духи?

— Есть какая-то особая причина, по которой ты роешься в моих грязных вещах? Если ты хотела стать моей горничной и стирать мою одежду, тебе следовало сказать, — поддразнил он. — Если ты хочешь это сделать, я предпочитаю, чтобы ты была в униформе обнаженной.

Я швырнула в него предмет одежды, от которого исходил этот запах.

— Я сама стирала, потому что у меня недостаточно денег, чтобы нанимать кого-то для того, чтобы засовывать вещи в машинку. Я ни за что не буду стирать за тебя. Мы еще очень далеки от этой стадии.

— Этой стадии, да? Что это влечет за собой? — подстрекал он, швыряя упавшую на него рубашку на пол и прижимая меня спиной к кухонному островку.

— Стадия, когда мы делимся всем, и все наши вещи переплетаются, — сказала я, хватая его за плечи, чтобы остановить