Утром 28 августа президента СССР соединили с советским послом в пока еще единой Чехословакии Борисом Дмитриевичем Панкиным. В посольстве аппарат междугородней правительственной связи по инструкции находился в отдельной звуконепроницаемой будке, где было душно и тесно.

– Здравствуй, Борис Дмитриевич, – буднично сказал Горбачев, словно они только вчера расстались, – ты можешь сейчас прилететь в Москву?

– Если вы вызываете, конечно.

– Тогда прилетай сегодня же и прямо ко мне в Кремль… Прямо из аэропорта… Речь идет о назначении тебя министром иностранных дел…

Панкин ответил четко:

– Могу я ответить так: я немедленно вылетаю, но в дороге буду думать.

Аэрофлотовский самолет задержали в пражском аэропорту, чтобы посол успел собраться. В Кремле у Панкина несколько раз проверяли документы, пока он не попал к помощнику Горбачева по международным делам Черняеву. Анатолий Сергеевич сказал Панкину, что никто Горбачеву не называл его кандидатуру, это его личный выбор. Вспомнил, что знаком с Панкиным еще с комсомольских лет.

Когда Панкина пригласили в кабинет Горбачева, там сидел еще и академик Александр Николаевич Яковлев. Горбачев достал из стола папочку, в которой лежали две бумаги. Несколько картинно подписал первый из указов, которым освобождал Панкина от обязанностей посла в Чехословакии:

– Но этот указ мы положим в стол. Пусть полежит там, пока Верховный Совет вот эту бумагу не утвердит.

Он подписал второй указ и прочитал его текст вслух:

– Назначить министром иностранных дел и внести настоящий указ на утверждение Верховного Совета СССР.

– Учти, могут и не утвердить, – предупредил Яковлев. – Тут, брат, дело такое…

– Утвердят, утвердят, – уверенно сказал Горбачев. – Пусть попробуют не утвердить.

Настал звездный час Бориса Панкина. Его имя в те дни облетело всю планету. Указ о назначении министром был зачитан по телевидению в девять вечера. В этот момент он еще находился в приемной президента. Все бросились его поздравлять. Евгений Максимович Примаков, которому неведома была его дальнейшая счастливая судьба, то ли в шутку, то ли всерьез попросил нового министра послать его послом в какую-нибудь хорошую страну:

– Только не на Ближний Восток, хватит с меня. Лучше, например, в ту же Англию.

Панкина еще раз принял Горбачев. Инструктировал, что предстоит сделать – «менять ориентиры, отбрасывать предубеждения», тесно сотрудничать с Западом, налаживать контакты с благополучной Саудовской Аравией, а не с лидером ливийской революции Муаммаром Каддафи и палестинским вождем Ясиром Арафатом. Горбачев был крайне недоволен поведением Министерства иностранных дел во время августовского путча:

– В МИД многое надо менять. Сидели, молчали, обслуживали ГКЧП… Чуть ли не все послы взяли под козырек. Все это надо основательно расследовать. Ко мне идут сигналы: лидеры не хотят иметь дело с такими послами… Кто действительно поддержал путч, тех, конечно, надо убирать.

За поддержку ГКЧП пострадали семь послов. В министерстве Панкину представили на каждого досье и рекомендации: отозвать. Николай Николаевич Успенский, молодой дипломат, назначенный послом в Швецию, дал интервью, в котором поддержал ГКЧП. Вадим Петрович Логинов, посол в Югославии, бывший второй секретарь ЦК ВЛКСМ и потому прекрасно известный Панкину, поспешил снять в посольстве портрет Горбачева. Леонид Митрофанович Замятин, бывший заведующий отделом ЦК КПСС, посол в Великобритании, в беседе с журналистами обосновывал отстранение Горбачева. Юрий Владимирович Дубинин, посол во Франции, никакой вины за собой не признал – он только передал французским властям полученное из Москвы послание.

Панкин сразу же освободил от должности первого зама Юлия Квицинского, который курировал отношения с Восточной Европой и радикально расходился во взглядах с новым министром.

Еще недавно Квицинский внушал послу Панкину:

– Эти страны, нарушив кровные связи с нами, перестали представлять какой-либо интерес для мира. Теперь они превращаются в глухую мировую провинцию, уходят в глубокую тень. Серая зона. Задворки Европы…

Первым заместителем Панкин назначил Владимира Федоровича Петровского, уважаемого дипломата, блестящего профессионала. Заместителя министра по кадрам, присланного еще секретарем ЦК Егором Кузьмичом Лигачевым, велел убрать. Из гуманных соображений того пристроили вице-консулом в Гамбург.

Почему Горбачев выбрал Панкина? Он – единственный советский посол, который выразил протест против августовского путча и сказал, что представляет не ГКЧП, а законно избранное руководство страны во главе с президентом Горбачевым.

В ночь с 20 на 21 августа Панкин и советник-посланник Александр Александрович Лебедев продиктовали чехословацкому телеграфному агентству текст заявления с протестом против ГКЧП. Утром Панкин зачитал заявление на совещании посольских дипломатов. Затем выступил Лебедев. Многие дипломаты их поддержали, кроме, разумеется, сотрудников резидентур КГБ и ГРУ. Они уже приготовились служить ГКЧП. Один из них попытался снять портрет Горбачева, висевший в вестибюле посольства.

Панкин всегда был уверен в себе, независим и бесстрашен. Борис Дмитриевич прежде всего – блистательный газетный редактор. Он родился в 1931 году во Фрунзе (ныне Бишкек) и после школы приехал поступать в Московский университет.

– Когда впервые увидел свою фамилию на газетной полосе, у меня от счастья просто потемнело в глазах, – вспоминает Панкин.

Приметил его Алексей Иванович Аджубей, зять Хрущева, главный редактор «Комсомольской правды» и «Известий». Его собственная газетная карьера оказалась недолгой – его сняли с должности в один день с тестем. Но те, кому посчастливилось с ним работать, и по сей день вспоминают Аджубея с восхищением.

Панкин в тридцать четыре года стал главным редактором «Комсомольской правды». В газете он был первым не по должности, а по умению. А в те годы в «Комсомолке» собралась целая плеяда талантливейших журналистов. Либерал по взглядам, Панкин был человеком с высоко поднятой головой, выпяченным вперед подбородком, жестким взглядом и уверенным голосом.

Когда Панкин стал министром иностранных дел, он своей властью сократил число сотрудников разведки, пользовавшихся дипломатическим прикрытием.

– Когда пришел в МИД, – вспоминает Борис Дмитриевич, – тут я секретов не открываю – просто ужас, сколько их оказалось. Да еще был такой спрут, как управление кадров: изучали, кто у вас бабушка, кто дедушка. С какой стати это должно делаться в нормальном цивилизованном обществе?

После образования КГБ, 30 июня 1954 года, ЦК КПСС принял особо секретное постановление «О мерах по усилению разведывательной работы органов государственной безопасности за границей». Ведомства, имевшие загранпредставительства, Министерство иностранных дел в первую очередь, получили указание выделить должности прикрытия, которые занимались разведчиками.

Новый министр расформировал главное управление кадров Министерства иностранных дел СССР и убрал оттуда всех сотрудников КГБ. К Панкину приехал тогдашний начальник советской разведки генерал Леонид Шебаршин. Пришел буквально за два дня до собственного увольнения и согласился с его решением: