Начало боевых действий между советскими и китайскими войсками и разгром красными партизанами нескольких трехреченских поселков заставил китайцев согласиться с созданием в Трехречье отряда самоохраны численностью в сто человек под командованием есаула И. К. Пинегина. Отряды Пешкова, Зыкова, Аксенова и других белых вожаков также выполняли роль охранных, воздерживаясь от каких-либо вылазок на советскую территорию.

Японцы, для которых поражение китайцев в конфликте было гораздо выгоднее, чем поражение советской стороны[381], как и следовало ожидать не оказали никакой помощи своим «подопечным». Ни атаман Семенов, ни «областники», которые вели переговоры с японскими политическими кругами с конца 1928 г.[382], не получили от японской стороны ни обещанного оружия, ни денег. Более того, в 1929 г. Высший суд Японии вынес решение о том, что деньги с частного счета генерала Подтягина являются «казенными», принадлежащими Дальневосточной армии Забайкалья, которой уже давным-давно не существовало. Т. е. истец как таковой отсутствовал, и получить эти деньги никто не мог.

Связи с представителями иностранных держав в деле организации партизанской борьбы против большевиков, как явствует из документов ИНО ОГПУ, имел и генерал Глебов. Хотя эти сведения вполне могут быть дезинформацией, поскольку не имеют подтверждения в других источниках. Якобы еще в сентябре 1928 г. Глебов с его помощником Голубевым принимали участие в совещании с японскими представителями в Порт-Артуре, где белым была обещана помощь оружием и боеприпасами. В 1929 г. о финансовой помощи Глебову при первом же выступлении в Приморье заявили англичане. Основными представителями Глебова в Маньчжурии являлись генералы И. Н. Никитин (руководитель Приморского направления) и Н. М. Комаровский (руководитель Забайкальского направления). В частности, предполагалось организовать на Приморском направлении пять партизанских отрядов под общим руководством полковника Бирюкова, большого знатока Уссурийского края [Русская военная эмиграция, т. 7, с. 716, 717]. О том были ли организованы эти отряды и предпринимали ли они какую-то деятельность ничего не известно. Также документально не подтверждено участие в организации боевых отрядов легитимистов. Однако генерал Кислицин в своих воспоминаниях времен Маньчжоу-го указывал, что, будучи в 1929 г. на службе в железнодорожной полиции Харбина, сформировал по предложению китайских властей несколько подразделений из бывших военных, задействовать которые в боевых столкновениях с частями ОДВА китайцы не решились [Кислицин, 2010, с. 14].

Разрозненные, слабо подготовленные, не имеющие надежной финансовой и материальной базы выступления белых были обречены на неудачу. К тому же советская разведка, имея разветвленную сеть информаторов, среди которых было немало бывших военных, членов различных антисоветских организаций, была хорошо осведомлена о действиях белых партизан и играла на опережение. События лета — осени 1929 г. показали крайнюю уязвимость эмиграции в случае вторжения в Маньчжурию советских войск. В районах боевых действий и зоне деятельности красных партизанских отрядов на китайской территории пострадали сотни эмигрантов, многие из которых были убиты или насильственно вывезены на территорию СССР. По данным ХКПРБ, только с западной линии КВЖД было вывезено на советскую территорию около 400 эмигрантов [ГАХК, ф. Р-1128, оп. 1, д. 38, л. 28.][383]. Все запросы об их судьбе остались без ответа. Немало эмигрантов стали жертвами насилия со стороны отступавших китайских войск, мстивших белым русским за свое поражение от Красной армии.

Масса беженцев с западной и восточной линий железной дороги наводнили Харбин. В декабре 1929 г. в пяти общежитиях Беженского комитета проживало 1780 человек [Там же, д. 31, л. 26]. Кроме того, беженцы размещались и в других городах. Например, русские эмигранты, бежавшие из Сахалянского района, получили размещение в Мергене и Цицикаре [Там же, л. 44]. Активное участие в помощи беженцам принимали многие эмигрантские организации, включая РОВС и Восточный казачий союз [Там же, л. 79]. В пользу пострадавших от карательных набегов красных партизан трехреченцев было собрано более двух тысяч американских долларов [Аблажей, 2007а, с. 88].

Несмотря на усилившуюся ненависть к большевикам за разгром трехреченских поселков, убийства людей и бедствия, которые пришлось испытать эмиграции, харбинская общественность тем не менее с раздражением относилась к деятельности боевого актива, считая его одной из причин карательных вылазок красных.

Потерпев поражение в боевых столкновениях с частями ОДВА, «правительство» Чжана Сюэляна готово было выполнить любые требования советской стороны. Подписанный в декабре 1929 г. Хабаровский протокол восстановил статус-кво на КВЖД. По требованию советской стороны, белые партизанские и самоохранные отряды подлежали роспуску, а белые активисты — высылке из Китая. В список белых активистов были включены генералы Макаренко, Сахаров, Нечаев, Шильников, полковник Назаров, есаулы Пешков и Плотников, а также Хорват и Остроумов [АВПРФ, ф. 100, оп. 14, п. 24, д. 19, л. 9]. Однако китайская сторона, сославшись на отсутствие инициалов у представленных в списке лиц, требование об их высылке выполнило частично. Тем не менее, часть белых руководителей, потерпев фиаско и опасаясь репрессий со стороны Советов, сами покинули Маньчжурию. В Шанхай уехал капитан 1-го ранга Шуберт, оставив своими представителями в Харбине капитана 1-го ранга А. В. Андреева и приехавшего с ним из Европы капитана С. С. Костомарова [Русская военная эмиграция, т. 8, с. 150]. Вслед за Шубертом в Шанхай отправился генерал Сахаров. В качестве своего заместителя в Харбине он предполагал оставить подполковника Мартынова или полковника В. Я. Белянушкина[384], возглавившего созданное Сахаровым Волжское объединение [Там же; BAR. ROVS Papers, box 68, f. Far East to Central Office (1927–1931)].

Советская сторона, не удовлетворенная арестами и высылкой отдельных радикалов из зоны КВЖД, выдвигала идею потребовать у китайских властей удаления всех эмигрантов, как бесподданных, так и имевших китайское гражданство, из бывшей полосы отчуждения, одновременно разжигая недовольство китайцев в отношении белых русских. Атмосфера жизни приграничных районов была достаточно тягостной, многие ожидали новой советско-китайской войны [Русская военная эмиграция, т. 8, с. 356, 357, 359].

Отдельные партизанские командиры на свой страх и риск пытались продолжить работу, побуждаемые к этому слухами о ширящемся сопротивлении советскому режиму в приграничных районах советского Дальнего Востока, вызванному сплошной коллективизацией и раскулачиванием. На восточной линии предпринимались попытки сохранить личный состав боевых групп, расселив его в линейных поселках, где имелось кое-какое оружие. Например, полковник Назаров получил назначение на ст. Ханьдаохэцзы [Там же, с. 148], генералы Савельев и Макаренко — в район Мулина [АВПРФ, ф. 0100, оп. 14, п. 160, д. 15, л. 16], где занялись формированием нового партизанского отряда с базами в Мишане и Санчагоу (Дуннин). В сопках в районе ст. Пограничная скрывались отряды Емлина (по советским данным, до 200 человек) и Коренева [Русская военная эмиграция, т. 8, с. 186, 187]. Согласно заявления советского консула на ст. Пограничная, с начала марта до середины мая 1930 г. белобандиты из района станции