Онегин замечает и выделяет ум девушки: «…с такою простотой, / С таким умом ко мне писали…» Незаурядный ум Татьяны выявляется уже в том, что она осознает свою оторванность от реального мира; этим вызвано ее признание Онегину: «Вообрази: я здесь одна, / Никто меня не понимает…» Немудрено: в ее окружении действительно нет подобных ей книжников, бытовых контактов с родными ей явно мало, ей холодно в ее надзвездном одиночестве.

Что особенно важно, ум Татьяны предчувствует невозможность длительного существования в одиноком мире воображения и необходимость возвращения на землю. Вот почему письмо отразило вполне практичные желанья:

Души неопытной волненья

Смирив со временем (как знать?),

По сердцу я нашла бы друга,

Была бы верная супруга

И добродетельная мать.

В сущности, здесь предугадан реальный дальнейший путь. Но только лишь обозначился такой вариант, он торопливо и решительно отвергается: «Другой!.. Нет, никому на свете / Не отдала бы сердца я!» Можно свидетельствовать: Татьяна произносит слова клятвы и, хотя клятве, как оказалось, назначено было быть невостребованной, остается ей верна. Для других вход в ее сердце замурован.

Сознание Татьяны показывается открыто религиозным: она молитвой услаждает «тоску волнуемой души», помогает бедным. В таком ореоле воспринимается избранник; в своем письме Татьяна приходит к этому, поначалу предпочитая эвфемизмы: «То в высшем суждено совете…», «То воля неба: я твоя…»; наконец — прямо: «Я знаю, ты мне послан богом…» Татьяна послушна воле Бога, но напрямую Бог с человеком не общается; остается читать знаки его повеления. Татьяна это и делает: «Судьбу мою / Отныне я тебе вручаю…» Это все равно, что уповать на Бога, ведь Татьяна видит в Онегине его посланца. Возможна ли ошибка в таком прочтении знака судьбы? Конечно. Татьяна принимает решение по неполным данным, о герое у нее смутное представление. Отсюда сомнение. Хочется, чтобы избранник оказался ангелом…

Но вот какая метаморфоза. Вера не требует доказательств или хотя бы подтверждений. Тут вера и знание — синонимы («Я знаю, ты мне послан…»). Если человек, не лукавя, говорит, что он верит, — что здесь истинно? То, что человек верит, и это неопровержимо. Что же касается содержания веры, оно, пока не получило подтверждения (или опровержения) практикой, остается субъективным. Человеку хочется подкрепить свое слабое субъективное: так легко сделать это посредством упования на волю Бога. Но получается, что это человек (в выгодном для себя свете) сам озвучивает волю Непостижимого…

В положении Татьяны мало выбора, и все-таки она пытается выбор осуществить. Ее сознание отнюдь не лишено практичности, она вынуждена считаться с тем, что наиболее вероятное для нее — безропотно исполнить долг, т. е. быть верной супругой и добродетельной матерью — вне зависимости от того, кто и при каких обстоятельствах станет ее супругом. Однако девичье воображение Татьяны заполнено иной мечтой, разбуженной французскими книжками, но питаемой силой и страстью поэтической души. Юная Татьяна поры своей встречи с Онегиным живет как раз не по «народной правде», совсем наоборот! Она бунтует, она вопреки бытовым правилам приличия (зато в подражание героиням «своих возлюбленных творцов») первая пишет письмо Онегину.

Собственно «история» Татьяны целиком определяется любовью к Онегину; любовь лишь выявляет все дремавшие качества героини.

«Следствие свиданья» затрагивает Татьяну чрезвычайно чувствительно. На протяжении четвертой и пятой глав Татьяна не раз попадает в поле зрения читателя. Но ее душевные страдания изображены приглушенно, в полном соответствии с последующей авторской характеристикой: «Татьяна изнывала тайно…» Тем не менее четко дано понять: любовь героини неугасима, хотя никаких надежд на ответное чувство она не питает.

Что было следствием свиданья?

Увы, не трудно угадать!

Любви безумные страданья

Не перестали волновать

Младой души, печали жадной;

Нет, пуще страстью безотрадной[170]

Татьяна бедная горит…

Татьяна смиряется с горестным ощущением, что ее любовь к Онегину — безответна. У нее нет никакой иллюзии, никакой сознательной надежды. Но сила любви, полностью бескорыстной любви такова, что даже отсутствие надежды на взаимность не может не только убить, но даже ослабить эту любовь.

«Нежданное» появление Онегина на ее именинах перевернуло Татьяне всю душу. Какие контрастные впечатления! Тут бесценный ей подарок:

Он молча поклонился ей,

Но как-то взор его очей

Был чудно нежен. Оттого ли,

Что он и вправду тронут был,

Иль он, кокетствуя, шалил,

Невольно ль иль из доброй воли,

Но взор сей нежность изъявил:

Он сердце Тани оживил.

Онегин как будто напрямую откликается на ее письменную просьбу: «Я жду тебя: единым взором / Надежды сердца оживи…»

А вслед за тем Онегин расточает знаки внимания ее сестрице…

У Татьяны уже была бессонная ночь, отданная ее письму. Такой же выдалась ночь после злосчастных именин. Как связать поведение Онегина воедино?

Его нежданным появленьем,

Мгновенной нежностью очей

И странным с Ольгой поведеньем

До глубины души своей

Она проникнута; не может

Никак понять его; тревожит

Ее ревнивая тоска…

Татьяне очень трудно сделать выбор, и все-таки загадочное поведение Онегина на ее именинах побуждает несчастную видеть в своем кумире коварного искусителя: это же серьезный толчок к разочарованию в нем. Любовь Татьяны слишком горяча, чтобы остыть от первого же удара. Но следом Онегин предстал убийцей жениха ее сестры: ко всему прочему это исключило возможность видеться (да вскоре он вообще покинул деревню). Время тут могло выполнить разрушительную для любви роль.

Осудительные нотки проходят через сознание Татьяны!

Она должна в нем ненавидеть

Убийцу брата своего;

Поэт погиб… но уж его

Никто не помнит…

Сказано точно: «должна» ненавидеть — не потому, что хочется ненавидеть. Мягкая натура героини делает ее неспособной к выполнению миссии судьи.

Мне скажут: Татьяна реально судит Онегина — во время их последнего свидания. Да, было и такое:

И нынче — боже! — стынет кровь,

Как только вспомню взгляд холодный

И эту проповедь…

Эмоции нешуточные: годы прошли, а кровь стынет при одном воспоминании! Но дальше что? Ожесточение промелькнуло — и исчезло, как будто и не было его:

Но вас

Я не виню: в тот страшный час

Вы поступили благородно.

Вы были правы предо мной:

Я благодарна (!)