Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Забыв обо всём, Антон кинулся исследовать породы. Отбивал образец за образцом, рассматривал кристаллы касситерита. Антон знал, что месторождения олова этого типа образуют жильные поля, которые прослеживаются на несколько километров.
Выходы гранитов с грейзенами уходили вниз по Енюку, и геолог двинулся дальше. До захода солнца, когда в горах наступают сумерки, оставалось немного, поэтому нельзя было терять ни минуты. Однако вскоре пришла усталость, и вместе с ней то едва уловимое состояние, когда мозг переходит от активного состояния в заторможенное и окружающее воспринимается через призму безразличия. Человеку кажется, что ему так же, как прежде, нипочем свернуть горы, но усталость берет свое.
Глава 32
Один в тайге
Уже давно скрылось солнце за горизонтом, потухла багровая заря. На потемневшем небе остались только отблески заката, бледными полосами прорезавшие безбрежное пространство. Тайга уснула спокойным сном до рассвета. Шумел только горный ручей, заваленный по берегам крупными валунами и угловатыми глыбами камней, образовавшими протяженные развалы. Ручей дышал ночной прохладой, давшей передышку после дневной жары. Только от камней, прогретых за день, ещё веяло уходящим теплом. Они словно шептали, что пора подумать о каком-нибудь пристанище.
Только сейчас до Антона дошло, что его будут искать. Ведь ему надо было всего-навсего подняться на вершину, посмотреть на долины двух ручьев и вначале по хребту, а потом по склону, возвратиться к своим. Контрольное время, обозначенное Дубовиком при расставании, давно прошло, значит, по всем правилам техники безопасности надо было кого-то отправлять на поиски.
«Да, доставил я проблем! – корил себя парень. – На ночь глядя, конечно, никто никуда не пойдёт, а с утра Сашку можно ждать. Но я его опережу, посмотрю внизу ещё один массив гранитов и двинусь назад. Главное – подняться на гору, а оттуда я покачусь, как мячик. Мужики еще не успеют даже протереть глаза, а я уже нарисуюсь в лагере. Спросонья Дубовик, может, будет немного помягче, а то он меня просто сожрёт с потрохами. Скажет все, что обо мне думает. Ох, достанется мне! Из-за меня полдня коту под хвост. За это время могли бы отмахать с десяток километров. Да, попал я в переделку, теперь даже не знаю, как выпутываться. Если бы была радиостанция, не было бы таких переживаний, Но ведь уходили ненадолго, да и нашу “Ангару” особо-то не потаскаешь. Сашка небось перенервничал, места себе не находит. Тут до утра можно сойти с ума, а я, тоже мне, как безмозглый баран, попёрся разбираться с этими чертовыми породами. Как будто нельзя было прийти сюда ещё раз и по-человечески задокументировать и отобрать пробы. Что мне даст десяток образцов? Ох, как жрать охота, просто жуть! А у меня даже ни одного завалявшегося сухарика».
Он подошел к ручью и зачерпнул горсть воды. Пронзило ледяным холодом, казалось, каждая клеточка его тела судорожно сжалась и затрепетала не в силах вернуться в первоначальное положение. Набрав сухих сучьев и стланиковых веток, поспешно разжёг костер. Едким дымом дыхнуло в лицо, вниз по ручью потянулся сизый шлейф. Сквозь ветки огонь вырвался наружу, повеяло спасительным теплом.
Немного согревшись, Антон пошёл за дровами. Ниже стоянки нашёл поваленную лиственницу, наломал сухих веток и волоком дотащил до костра. Показалось мало, принёс ещё.
«Ну, теперь до утра можно будет продержаться. И в таком глухом, богом забытом уголке тайги находится касситерит! Как будто больше негде было спрятать. Вот как природа скрывает свои богатства от людей! Месторождения полезных ископаемых достаются тяжелым трудом. Прежде чем что-то найдешь, отдашь полжизни. Ну, конечно, пока не станешь классным спецом, ничего тебе не видать».
Костер пылал, освещая выступавшие из сумерек камни и редкие кусты, сливавшиеся с полумраком белой ночи. Дым отгонял назойливую мошкару. Сев у огня, парень почувствовал, как сильно устал. Ныло всё тело, болела каждая мышца. С трудом он снял сапоги, возле огня развесил портянки и забылся в полудреме.
Мерещилось, будто он едет с Татьяной на черной «Волге». Весь салон машины завален цветами, а у его любимой огромный букет алых роз. Она в белоснежном свадебном наряде, на руках кружевные перчатки, доходящие до локтей. В ногах на коврике стоят новенькие белые туфли на высоком каблуке. Она растёрла ноги, и, скинув их, облегчённо вздохнула. Порадовался и Антон. Впереди расположился её сын Алёшка. В зеркало Антон видит, как он с гордым видом смотрит по сторонам и чему-то улыбается. Возле ресторана, где будет свадебное торжество, машину окружает толпа нарядных людей с букетами цветов, их отрывают от земли и на руках заносят в зал. А там – на стене он и его любимая сотканы из миллиона алых роз.
Антон проснулся от резкого холода, посмотрел по сторонам. Ни Татьяны, ни алых роз, едва тлеют догорающие угли и шумит ручей. По макушкам гор уже прошлась утренняя заря, окрасившая их позолотой, а в распадке еще сыро и мрачно. Он подкинул сухостой, раздул костёр. Огонь медленно лизнул сухую ветку, и вскоре затрещали дрова, пришло тепло.
Чуть забрезжил рассвет, и, точно по команде, проснулась тайга. Где-то далеко внизу, в долине ручья, застучал дятел, следом прилетела кедровка, увидав человека, сердито закричала. Только вспорхнула кедровка, из-за камня показался маленький зверек с рыжей мордочкой и черными, как бусинки, живыми глазками. С любопытством и удивлением он уставился на парня.
«Откуда ты тут взялся? – будто говорил его взгляд. – Это мои владения, а ну давай убирайся отсюда».
Антон узнал горностая и, стараясь не шевелиться, замер. Осмелев, шустрый зверек выполз из укрытия, поднял гибкое тело на коротких ножках и, выгнувшись дугой, подошел ближе. Будто пытаясь узнать, кто перед ним, начал его обнюхивать.
– Живешь ты здесь, дружок, в этих голых камнях, и никого не боишься.
– А кого мне бояться? – словно отвечая, смелый пришелец цыкнул на парня. – У нас тут все наоборот: хоть я маленький, боятся меня. На мышей и птиц я навожу такой