Закари берет свой экземпляр "Доводы Рассудка» и передает его мне. Я пролистываю его, чтобы увидеть выделенные отрывки, вкладки и изящные рукописные заметки на полях.

— Хорошо, это хорошее начало. Может, для начала обменяемся записями? Возможно, у меня есть то, чего нет у тебя, и наоборот.

Закари кивает, и мы обмениваемся копиями, оба открываем свои блокноты. Мы работаем в тишине: как и я, Закари не очень заинтересован в разговоре, и мы говорим только для того, чтобы уточнить моменты. В конце двухчасовой работы Закари первым закрывает тетради и встает.

— Это было полезно, — торжественно говорит он. — Спасибо.

— Хорошо, не за что. Увидимся в четверг.

Он кивает, берет свои вещи и уходит. Я удивляюсь его суровому профессионализму и серьезной торжественности. Почему все студенты здесь не могут быть такими? Легко забыть, что он один из так называемых молодых королей, когда его поведение такое взрослое и вежливое.

Вместо того чтобы последовать за ним из класса, я складываю руки на столе и опускаю голову на предплечья. Как Беатрис ладила с Эваном? Позволял ли он ей учить его, или отвлекал ее своими большими голубыми глазами и кокетливой улыбкой? Это похоже на то, что он мог бы сделать.

И разве я не сказала ему, что он может пользоваться всеми девушками, какими захочет? Уверен, что он не нуждается в моем поощрении.

Но вместо того, чтобы думать об Эване и Беатрис, мой разум устремляется на грязную, мутную территорию, прямо в воспоминания о ярких голубых глазах Эвана и его напряженном взгляде, когда он обрабатывал меня своими пальцами. Агрессия и голод в его голосе. Его лицо между моих ног, его губы, блестящие от влаги моего собственного оргазма.

Его хриплый голос, когда он сказал: — Я, черт возьми, только о тебе и думаю, все время.

После всей той лжи, которую Эван произносил на протяжении многих лет, это не было похоже на ложь. Это прозвучало как чистая, болезненная правда. Даже если подумать об этом сейчас, сердце начинает биться быстрее, а на щеках и в груди поднимается жар.

Разве кто-нибудь еще может заставить меня чувствовать себя так, как он? Сможет ли кто-нибудь еще возбудить меня так сильно, так разрушительно, как он? Что, если мое проклятие заключается в том, что, хотя я ненавижу Эвана всеми фибрами своего существа, он — единственный человек, который может заставить меня чувствовать?

Это похоже на греческую трагедию, которая могла бы произойти со мной.

Я энергично тряхнула головой и встала.

Мне нужно взять себя в руки. Чтобы отвлечься, я иду купаться. Только вот когда я оказываюсь в бассейне, он тоже полон воспоминаний об Эване. Кривая ухмылка Эвана в голубоватом свете, злобный смех Эвана, когда он затащил меня в воду, Эван, прижавший меня к себе за талию, его твердые мышцы, пульсирующие на мне.

Я ныряю в холодную воду, пытаясь вытрясти из головы все воспоминания. Я быстро проплываю круги, надеясь, что смогу как-то перебороть эти глупые воспоминания. Дыхание обжигает легкие, и я заставляю себя продолжать плыть.

Когда я выхожу из бассейна, глаза болят от хлорки, сердце колотится, мышцы дрожат, но я чувствую себя гораздо лучше. До тех пор, пока я не дохожу до трамплина, на котором я оставила свое полотенце. Потому что когда я беру в руки полотенце, которое случайно взяла из гардероба, то замечаю в углу золотые буквы.

Я с минуту смотрю на полотенце, а потом зарываюсь в него лицом с долгим вздохом отчаяния.

Убеждения

Эван

Утром в среду я выслеживаю Закари в том углу библиотеки, где он обычно проводит свободное время. На улице идет сильный снег, и я топаю ногами у входа и смахиваю снег с плеч, прежде чем войти внутрь. Хоть я и не провожу много времени в библиотеке Спиркреста, здесь практически святая земля, и я знаю, что лучше не разбрасывать снег повсюду.

Внутри все теплое, коричневое и золотое, тишина не нарушена, а воздух насыщен запахом бумаги и кожи.

Закари сидит на своем обычном месте за столом, спрятанным среди книжных полок, и я придвигаю стул, чтобы сесть рядом с ним. Он не поднимает глаз от эссе, которое спокойно набирает на ноутбуке.

— Ну что? — спрашиваю я.

— Ну, что? — спрашивает он, приподнимая бровь, но не отрываясь от своего сочинения.

— Ну, что произошло вчера?

Закари перестает печатать. — Что ты имеешь в виду?

— Ты знаешь, что я имею в виду, придурок. Репетиторство. Би сказала мне, что она занималась с тобой до того, как поменялась с Софи.

— Да, — кивает Закари. — Все прошло хорошо, спасибо.

Я бросаю на него взгляд. Он игнорирует меня, поэтому я прижимаюсь к нему лицом, чтобы он мог видеть мой хмурый взгляд вблизи.

— Что именно ты хочешь? — говорит Закари, одной рукой отталкивая мое лицо от своего. — Ты хочешь поминутный разбор всего, что произошло во время нашего сеанса?

Я с готовностью киваю. — Это было бы отличным началом!

— Ну, мы встретились в аудитории E30, я читал некоторые критические теоретические эссе Джейн Остин, ну, знаешь, ту антологию, к которой ты никогда не прикасался?

Я закатываю на него глаза, а он продолжает. — Потом пришла Софи, села. Я рассказал ей о своих академических целях в отношении английской литературы. Мы обменялись экземплярами "Доводы рассудка", чтобы поделиться своими заметками, а затем обменялись своими заметками по критической теории, основанной на прочитанном. Мы занимались этим в течение двух часов. По окончании двух часов я поблагодарил ее и ушел.

— А потом?

— А потом что? Потом я пошел ужинать, вернулся в свою комнату, еще немного поработал и лег спать. На мне была моя заказная голубая пижама, над которой ты всегда смеешься.

— Мне все это безразлично!

— Тогда не спрашивай!

Мы смотрим друг на друга. Но Закари не дурак, он знает, что я хочу знать. Он просто предпочитает быть тупым, возможно, потому что мои мучения его забавляют. Мой взгляд превращается в оскал.

— Что Софи сказала обо мне?

Закари качает головой. — Вообще ничего. Она ни разу не упомянула тебя.

— Что! Что ты сказал?

— О тебе?

— Да!

— Мы встретились, чтобы она могла порепетировать меня по английской литературе, а не для того, чтобы обсудить долгую и сложную историю между вами.

Я почти потерял дар речи от шока, вызванного этим предательством. — Ты не упомянул обо мне?

— А я должен был?

— Ты-аргх! Зак! Эти занятия с репетитором должны были быть