К тому же он ставит себя в неловкое положение перед другими молодыми королями, что, вероятно, является рискованным шагом.

Может быть, это хитрый гамбит: он терпит поражение сейчас ради победы в будущем, которую я пока не вижу. Но как бы мало я ни доверяла его словам, их все равно приятно слушать — и в этом реальная опасность, когда речь идет об Эване.

Как бы мы ни ненавидели друг друга, он всегда найдет способ сделать так, чтобы мне было хорошо.

— Не стоит меня благодарить, — отвечаю я со всей возможной формальностью. — Я рада, что смогла помочь.

— Заку повезло, что у него есть ты. Если кто-то и может помочь ему победить Теодору, то это точно ты.

Закари наконец-то отреагировал, бросив быстрый взгляд в сторону Эвана.

Я пожимаю плечами. — Ну, я постараюсь.

Я стараюсь не говорить об этом, я не хочу давать Заку обещания, которые не могу гарантировать. Он кажется мстительным, а я не собираюсь в ближайшее время слушать адвокатов Блэквуда.

— Что ж, я лучше пойду на свое занятия, — говорит Эван, проводя рукой по своей отвлекающей копне песочных волос. — Я собираюсь убедиться, что твое время не было потрачено впустую, хорошо? Я сделаю все возможное, чтобы сдать литературу.

Он смотрит на меня так неоправданно напряженно, как будто в его глазах горит огонь, и он пытается меня им сжечь. Не зная, что ответить, я могу только кивнуть.

Он вздыхает, долго, глубоко и трагично, и уходит.

Я оборачиваюсь к Закари, который качает головой с выражением недоверия на лице. Его рот открывается, но слова не выходят. Он пожимает плечами, поправляет галстук и смотрит на меня.

— Так, может, займемся сегодня эссе?

Слава богу, что Закари такой деловой, потому что это странное общение с Эваном полностью перевернуло мое сознание, обнажив очень грубые, очень настойчивые воспоминания о наших поцелуях, моих оргазмах и наших спорах, и мне отчаянно нужно отвлечься.

— Итак, — объясняю я, — Я аннотировала наши экзаменационные вопросы с предложениями из схем оценивания и отчетов экзаменаторов. Я подумала, что ты мог бы попробовать составить свои ответы, а затем сравнить их с предложениями экзаменационной комиссии?

Он отрывисто кивает. — Звучит отлично. Давай займемся этим.

Мы снова погружаемся в молчание. Пока я читаю, Закари пишет планы сочинений аккуратным почерком. После этого мы немного потренировались в написании эссе, сокращая время на каждый раунд, чтобы заставить себя писать быстрее. В конце занятия мы обмениваемся своими работами, критикуем их, делаем заметки, и затем наступает время уходить.

Закари без лишних церемоний собирает вещи, а затем встает.

— Спасибо за сегодняшний день. Это было очень полезно.

Он говорит так, будто это действительно так, и я не могу не испытывать гордости. Я киваю. — Не за что.

— Может быть, в следующий вторник проведем еще одно занятие по Остин, а в четверг перейдем к поэзии? — спрашивает он.

— Да, звучит неплохо. Я подготовлю кое-что за выходные.

— Хорошо. Хороших выходных.

— И тебе того же.

Закари выходит точно так же, как вошел, — длинными, четкими шагами. Забавно, как легко забыть, что он — Молодой Король, он ничем не отличается от остальных. Он много работает, заботится о своих оценках и, похоже, не слишком заинтересован в популярности.

Конечно, он может так думать, потому что это я провожу с ним это время, и не похоже, что я держу ключ к популярности в Спиркресте.

Но, конечно, я, как обычно, слишком много думаю. Мне есть о чем беспокоиться, не тратя время на размышления о Молодых Королях, особенно когда Молодые Короли — не более чем детская фантазия, которая растворится в воздухе, как только мы покинем Спиркрест.

А вскоре и вовсе не останется времени ни о чем беспокоиться.

Наступает февраль, жестоко холодный, удручающе мрачный. Снег идет практически без остановки, а вторая волна пробных экзаменов поднимается все выше, готовясь обрушиться на нас, и мы все чувствуем нарастающее давление. Библиотека всегда полна, даже когда я остаюсь там до поздней ночи, и даже строгий учебный зал заполнен больше, чем обычно.

— Вы думаете, что это трудно, и это так, — говорит наш учитель математики однажды после импровизированного пробного экзамена. — Но половина из вас — кандидаты на поступление в Оксбридж, и я могу гарантировать вам, что какой бы стресс вы сейчас ни испытывали, это ничто по сравнению с тем, что вам предстоит пережить в следующем году.

Это леденящее душу напоминание, которое остается со мной надолго после его слов, но оно почти не помогает. Я так устала, что каждую вторую ночь засыпаю, даже не заметив, в полном одеянии за рабочим столом, а утром просыпаюсь от шока, думая, что еще два часа ночи. Я уже почти не смотрю в зеркало, потому что знаю, что выгляжу как зомби.

К счастью, почти все на нашем курсе тоже выглядят как полумертвые.

Почти все.

С тех пор как он высадил Закари в тот раз, Эван продолжает придерживаться нового странного распорядка. Задерживается у двери, бросает на меня долгие, настойчивые взгляды, спрашивает, как дела, и приносит чашки с кофе.

Это неловко, и, возможно, я слегка схожу с ума от усталости, но через некоторое время это становится почти очаровательным. Пока я не понимаю, что у него нет и намека на тени под глазами, его кожа абсолютно чистая и гладкая, а вместо того, чтобы худеть, как половина студентов нашего курса, он, кажется, обрастает новыми мышцами каждый раз, когда я его вижу.

В четверг на неделе, предшествующей пробным экзаменам, Эван, как обычно, стоит в дверях и ест яблоко, такое же блестящее и здоровое, как он сам. Я в недоумении смотрю на него, не слыша ничего из того, что он говорит.

— Ты хоть знаешь, что у нас на следующей неделе экзамены? — выпаливаю я, скорее от недоумения, чем от злости.

Он моргнул. — Да? У меня пять экзаменов на следующей неделе, начиная с понедельника. А у тебя?

— У меня тоже пять. — Я сужаю глаза. — Ты не беспокоишься о своих экзаменах?

Он рассеянно проводит рукой по волосам и слегка смущенно улыбается. — Я в основном волнуюсь за литературу, по понятным причинам. — Затем он проверяет часы и глубоко вздыхает. — Уф, кстати, об этом. Мне, наверное, пора идти на занятие.

Но он задерживается в дверях и смотрит на меня. Его голубые глаза проносят воспоминание о его лице между моих ног, как вспышку войны, по моему сознанию.

— Я хотел сказать… — Голос Эвана мягкий и низкий. — Я хотел