Все действия он повторил в уже знакомом порядке. Вторая нить наполнилась белым свечением, соединившись с окутавшим её металлом. Нить снова вырвалась из руки Мораны и начала прожигать кожу, вставая на своё место. Рокель сперва стиснул зубы, потом изогнулся, последующий крик перешёл в гневное рычание, он цеплялся руками за мёрзлую землю и скрёб её ногтями, будто это могло помочь ему избежать боли. Спина Рокеля покрылась потом и мурашками от холодного воздуха. Он обмяк, только когда образовавшаяся рана затянулась. Одновременно с ней исчезли и все его остальные порезы. Ена задержала дыхание, боясь надеяться, что им удалось его спасти, её настораживало выражение лица Мораны, которая не торопилась вытягивать третью нить.

– Она тонкая. Истончилась из-за потери крови, – хмуро призналась Морана под напряжённым вниманием. – Эта нить может порваться, если её достать.

– Он точно умрёт, если мы не восстановим все три нити. Доставай!

Ена уловила сомневающийся взгляд богини, брошенный в её сторону. Один протяжный вдох, и Морана поддела последнюю нить. Та действительно была бледной, едва ли не полупрозрачной. Богиня вытащила её лишь немного, достаточно, чтобы обхватить в кулаке, но недостаточно, чтобы Алай мог её обмотать.

– Тихо, – приказала Морана, прикрыв глаза, и ветер затих, взволнованные выдохи застряли в лёгких, весь мир, казалось, лишился звуков.

В этой неестественной тишине Морана запела на неясном языке, мотив напоминал молитвы к богине смерти, но как бы Ена ни вслушивалась, не могла узнать ни единого слова: смысл оставался неясен. У Мораны был красивый, чарующий голос, напев лишал надежды, а вместе с этим и тревог. Смирение первые мгновения ощущалось чем-то неправильным, но его волной смыла безмятежность. Ена отбивалась, надеясь вырваться из окутывающей её сонливости, но битва напоминала сражение с пуховым одеялом на мягкой кровати, пока мир вокруг холоден и неприветлив. Воля к борьбе была сломлена непониманием смысла этой битвы, ведь проще было остаться в тепле и смирении. Проигрыш выглядел не так уж и плохо. Алай встряхнул Рокеля, который сонно прикрыл глаза.

– Не слушай песню! Прислушивайся к чувствам! – сурово прикрикнул Алай.

Рокель с явным недовольством, но послушно открыл глаза, а Ена напряглась всем телом, прислушиваясь к морозу и к боли. Цеплялась за неприятные ощущения, со всей ясностью осознав, что песня Мораны – это песня самой смерти. Однако нить в руках богини засияла чуть ярче, и богиня оборвала напев.

– Я не могу её полностью восстановить, только усилить совсем немного, чтобы…

Морана с трепетной аккуратностью потянула нить наружу. Алай начал действовать, и Рокель напрягся, сдавив ладонь Ены пальцами. Он сжимал её руку до синяков, но Ена не противилась, стараясь поддержать его хотя бы таким прикосновением. Последняя нить, став в два раза толще, засияла белым светом. Под болезненные крики Рокеля, прожигая кожу, она встала на место. Рана сама собой затянулась, все оцепенели, когда Рокель протяжно выдохнул охрипшим голосом. Морана прикоснулась к спине княжича, намереваясь проверить нити, и пришла в недоумение: её пальцы наткнулись на кожу, ставшую для неё непроходимым барьером. Пара несмелых прикосновений перешли в нервные, она ощупала спину Рокеля вдоль позвоночника, но каждая попытка поддеть нити оборачивалась провалом. Ена видела нити, тоже предприняла одну попытку и опешила, не сумев их коснуться.

– Что ты наделал? – ошарашенно спросила Морана.

– Дал ему силу и защиту, – признался Алай, но выглядел разочарованным, он наблюдал за реакцией с недовольством, словно работа вышла не настолько хорошей, насколько он хотел.

Рокель выглядел лучше. Раны исчезли, коже вернулся здоровый розовый оттенок. Лишь тяжёлое дыхание и испарина напоминали о недавнем испытании.

– Этого недостаточно, – расстроенно поморщившись, признался Алай, ткнув в спину Рокеля. Ена запоздало заметила начинающееся покраснение на коже вокруг нитей, будто те не подходили его телу. – Он слишком… смертный, – с заминкой подобрал неуклюжее слово Алай.

Он перевернул Рокеля, усадил при поддержке Зорана и Ены. Голова Рокеля упала на грудь, несмотря на здоровый вид, он казался безвольным, ослабленным и едва осознающим, где находится. Остекленевший взгляд проскальзывал мимо Ены и Зорана, а шевелящиеся губы не произносили ни звука. Морана ни в чём не сдерживала Алая, даже когда тот порезал собственную руку, запрокинул голову Рокеля и заставил того выпить хоть немного его чёрной крови. Глаза княжича болезненно распахнулись, белки на несколько мгновений окрасились в тёмный, будто заполненные чернилами, а после веки опустились.

– Он уснул, – успокоил Алай, когда Рокель обмяк. – Укреплённые металлом нити не прижились бы в теле смертного, я связал его с собой и подземным царством.

Ни у кого не осталось сил для выяснения, чем это может обернуться. Да и сам Алай не выглядел понимающим, поэтому Зоран напомнил о том, что им необходимо вернуться. Рокеля переодели в целую рубаху и кафтан, которые сняли с себя один из сеченцев и Зоран. Носилки были закончены, Рокеля уложили на них и в полной тишине поднялись по крутому подъёму обратно, где помимо коня Зорана уже дожидался его отряд конницы, готовый сопроводить их в город.

Ена в последний раз бросила взгляд на произошедшее внизу, покойников было так много, что почти весь снег почернел от их крови.

Глава 26. Настоящее

– Он поправится, скоро очнётся, – заверил Алай, проверив спящего Рокеля.

Золотые глаза, да и само присутствие богини смерти и царевича подземного царства перестало тревожить Зорана, и он склонил голову в благодарном поклоне за спасение брата. Ни он, ни Ена не совсем понимали, как именно перемены в нитях жизни отразятся на Рокеле, но он дышал, а Алай заверял, что сотворённое сделает княжича лишь сильнее. И Ена верила ему, неустанно благодаря за помощь.

Алай улыбнулся Ене и поспешил на выход из покоев, решив оставить родных наедине в спальне Рокеля.

Прошли сутки, как они добрались до Сеченя. Пожар был затушен, а блокада города нечистью прекратилась. Вокруг по-прежнему бродили мертвецы, но в количестве нескольких десятков, и не представляли серьёзной опасности для города. Зоран приказал своим дружинникам выходить, складывать покойников вместе и поджигать погребальные костры за пределами города. К сожалению, не было возможностей разбираться и искать близких погибших, нужно было уничтожить тела. Благо мороз не давал им быстро разлагаться, но всё же это был лишь вопрос времени, да и никто не мог понять, какую заразу ещё они могли распространить.

Сечень предстал наполовину опустевшим из-за ушедших и погибших в бою. Крупный город был тих и не под стать размерам молчалив.