Далеко не во всех домах по вечерам горели лучины и свечи, далеко не из всех печных труб валил дым. Глядя на город, было невозможно не заметить опустошения, было невозможно не удивляться, насколько притихли даже самые многолюдные места вроде рынков и главной площади. Под покровом свежего снега город казался Ене уснувшим.

За прошедшее время Морана и Алай провели долгие беседы, где они ответили на возникшие вопросы сеченского князя и объяснили ему про появление нечисти, распространение заразы и работу нитей жизни. Ена уже знала, поэтому почти всё время проводила в покоях Рокеля, дожидаясь его пробуждения.

Алай вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Ена вздрогнула и оторвала растерянный взгляд от окна с морозным рисунком. Закатное солнце окрашивало его и всю комнату в бледные жёлтые цвета. Рокель пару раз просыпался, ел и снова засыпал. Алай заверил, что с ним всё в порядке, но Ена не могла расслабиться, ждала, когда Рокель очнётся и сам скажет ей, что здоров.

Зоран устало опустился на широкий сундук у стены. Впервые за последние сутки Ена осталась с ним наедине, и внезапный страх сдавил горло. У них не было времени выяснять отношения и поговорить о её предательстве. Колени ослабли, и Ена практически упала на ближайшую лавку. Зоран одарил Ену короткой и абсолютно беззлобной улыбкой, он выглядел уставшим и измученным свалившимися тревогами. За сутки он не сказал Ене ни единого плохого слова, наоборот, обнял с заметной радостью и облегчением, обеспокоенно расспрашивал про её самочувствие и с искренней тревогой выслушал рассказ про её побег из Визны, смерть и дальнейшие приключения с Мораной и Алаем. Она не видела и капли ненависти, которую ожидала встретить в его взгляде, и всё же отсутствие откровенного разговора о прошлом тяготило. Рокелю правду она рассказала резко, бросив в лицо. Теперь она устало пересказала произошедшее Зорану, призналась в глупой, но единственной на тот момент сделке со Златом, поведала про то, как её пытались травить и как убивала она сама. Зоран был первым свидетелем предчувствий Ены, когда в детстве вместе они спасли Рокеля от Ефты. Матери, которая в приступе своей болезни пыталась подушкой умертвить собственного сына. Поэтому Зорану Ена рассказала всю правду, как она портила свои плетения, надеясь, что её враги помрут.

– Эта месть более не имеет значения, – успокоил Зоран. Он не осудил её за поступки, продолжая одаривать печальной, но понимающей улыбкой. В отличие от младшего брата, с возрастом он стал сдержаннее, мягче и мудрее, действуя с большей аккуратностью, как Яреш. – Мстислав и Вран, скорее всего, мертвы, как и Злат. Ещё есть шанс, что ему удалось покинуть Визну до масштабного нападения мертвецов, но посланий я не получал.

Ена безразлично пожала плечами. Она уже давно не желала Злату смерти, но и плакать по нему не станет. Он, как и любой правитель, совершил как много хорошего, так и бесчисленное количество плохого или глупого. В истории же самой Ены он навсегда останется тем, кто предал её доверие, испортил жизнь и лишил надежды. Каждый ответит по заслугам, получит то перерождение, которое решит Мо-рана.

– У нас с тобой были непростые отношения, но в нашей ссылке ни я, ни батюшка тебя не винили. Отец сразу понял, что Злат каким-то образом тебя вынудил, последующие, как оказывается, фальшивые, письма мы тоже не знали, как воспринимать, но отец всегда сомневался, что их написала ты. Мы же с братом были на войне, и голова оставалась занята битвами. Изредка мы слышали новости о тебе, о змеиной княжне. – Губы Зорана дёрнулись в безрадостной улыбке. Он потёр ладони друг об друга, то ли нервничая, то ли сожалея. – Мне были безразличны сплетни, хватало того, что ты жива. Я надеялся, что Злат заботился и тебе жилось хорошо. Горько слышать, что… эти надежды не оправдались.

– Вас отправили на войну из-за моего предательства, – понурив голову, с сожалением напомнила Ена, но Зоран отмахнулся.

– Как оказалось, это было лучшим решением, Рокель сильно вырос за это время, – князь с более живой улыбкой кивнул на спящего брата.

Ене было отрадно видеть, что их отношения остались такими же дружными. Зоран и Рокель с детства держались вместе.

– Я думала, ты ненавидишь меня.

Зоран перевёл растерянный взгляд на Ену, он неловко почесал подбородок с отросшей щетиной, пытаясь подобрать нужные слова.

– Я ревновал матушку к тебе, был мал, не мог принять её болезнь и вообразил, что мать такая только из-за твоего появления. Мне думалось, что пока ты в нашем доме… она не сможет выздороветь. Глупо было видеть в тебе причину, знал ведь, что и до твоего появления ей нездоровилось, и всё же… – Зоран протяжно выдохнул, взяв паузу для продолжения: – Я засомневался в своём отношении, когда ты спасла Рокеля. Мы оба испугались, что отец отправит тебя подальше. Просили его тебя оставить.

Пришёл черёд Ены растеряться:

– Но… ты ведь… попросил отца никогда не признавать меня сестрой.

Зоран приоткрыл рот, знание Ены явно застало его врасплох. Пару мгновений ему никак не удавалось скрыть замешательство, а затем, неожиданно для Ены, он улыбнулся и покачал головой. Он не выглядел рассерженным или расстроенным, наоборот, казался человеком, наконец сбросившим ношу тяжёлого секрета.

– Не знал, что тебе об этом известно, – признался он, но улыбка стала ещё шире. От его радостного вида Ена потеряла дар речи, в смятении хлопая ресницами. – Твоя правда. Я попросил отца об этом. Он не единожды хотел официально признать тебя своей кровью, но я его отговаривал.

– Почему?

– Из-за него.

Ена проследила за взглядом Зорана и посмотрела на Рокеля. Тот продолжал мирно спать на спине, руки были сложены на одеяле, грудь мерно поднималась и опускалась с дыханием.

Не найдя ответа, Ена посмотрела на князя и наткнулась на его изучающий взгляд. Улыбка с его лица пропала, а брови нахмурились.

– Боги, неужели он так и не признался? – сконфуженно уточнил Зоран.

Ена мотнула головой, вообще не понимая, о чём он. Князь раздражённо застонал и потёр лицо ладонями, бормоча про «глупого остолопа».

– Это Рокель попросил меня убедить отца не признавать тебя дочерью. Ещё в последние месяцы жизни матери он решил, что в будущем женится на тебе. Брак стал бы для тебя более устойчивой связью с нашей семьёй, чем наречение. Назови отец тебя дочерью, ваш брак оказался бы невозможен.

Ена побледнела, а следом покраснела до самых ушей. Она несколько раз глупо раскрыла рот, но, не найдя слов, так ничего и не сказала. Зоран, не получив ответа, продолжил:

– Сперва отец согласился, но решил, что это