сделать, единственное, что не дает мне

утонуть в этот момент, это свернуться калачиком в этом кресле и позволить

каждой унции душевной боли, каждому подавленному воспоминанию и

эмоциональной реакции на его слова.

—Детка? Что там было написано? — спрашивает Грэм, его мягкий голос, полный беспокойства, когда он возвращается в гостиную. Я встречаю его

взгляд, вижу любовь и сочувствие в его глазах и меня переполняет чувство

благодарности.

За то, что он такой, какой есть, и за то, каким он точно не является.

Как тот, кого я люблю больше всего на свете, может понять смысл всего

этого? Потому что я точно не могу. С чего мне начать?

Я понятия не имею, что будет дальше, но когда Грэм опускается рядом со

мной на этом огромном кресле, обхватывая меня своими объятиями, которые

я теперь называю домом, и окутывая меня самым приятным запахом в мире –

его запахом - я знаю, что что бы это ни было, с нами все будет в порядке.

Со всеми нами.

ЭПИЛОГ

ШЕСТЬ МЕСЯЦЕВ СПУСТЯ

Обжигающая вода льется на меня, снимая напряжение, которое уже

несколько дней грозило сожрать меня заживо. Несмотря на то, что со дня

смерти отца прошло уже несколько месяцев, бывают моменты, когда я

чувствую, что двигаюсь в замедленном темпе, почти парализованный

мыслями о том, что если…и почти тонущий в огромном чувстве вины, которое не желает утихать.

Такие моменты, как сегодня, когда я позволяю рутине и привычкам

управлять каждым моим движением. Все говорили мне, что в этом нет моей

вины. Ты ничего не мог сделать, Уилл. Конечно, я знаю это. Я не заставлял

алкоголика пить все эти годы. Я не выбирал для него такую жизнь и не

принимал в ней никакого участия. Но...

Я колебался.

Я не послушал Грэма, когда он сказал, что я должен немедленно отправиться

в больницу, и я никогда не узнаю, могло ли это что-то изменить. Для меня

или для моего отца. Чувствовал бы я себя по-другому, если бы у меня была

возможность попрощаться с ним? Уменьшило бы это чувство вины, которое

я испытываю, каким бы нелогичным оно ни было? Мне хотелось бы думать, что все происходит не просто так, но, если честно?

Я не могу принять это. Выбор не ехать в больницу... выбор не ехать к нему...

это то, с чем я должен жить каждый день. Иногда, мне легче принять этот

выбор, чем в другие. В некоторые дни я вспоминаю, почему я отдалялся от

отца все эти годы, выбирая самосохранение и счастье выше всего остального, включая кровь.

Но в другие дни - такие, как сегодня, - я мучаюсь из-за того, что не просто не

сел в машину и не поехал к нему. Я упустил единственную возможность

рассказать ему о том, что я чувствовал все эти годы - одиноким, никогда не

достаточно хорошим, ненужным. Сломанным. Я упустил шанс рассказать

ему, как я злюсь и ненавижу себя за то, что все еще люблю его и отчаянно

хочу, чтобы он полюбил меня в ответ. И то, что заставляет мое сердце

разрываться еще больше - это тот факт, что у меня никогда не будет этого

момента. Будь то гордость, гнев или страх, я колебался, и это то, что всегда

будет со мной.

Душ маскирует слезы, которые стали новым постоянным явлением в моей

жизни. Несмотря на моменты чистого счастья и искренней любви с Грэмом, поддержку моей семьи и друзей, работу, боль в груди всегда присутствует;

постоянное и болезненное напоминание о тех колебаниях и моем и выборе, которые просто бурлят под ногами.

Я мысленно готовилась к сегодняшнему дню уже довольно долгое время.

Потому что после нескольких месяцев планирования и обсуждений со всей

нашей командой, книга моего отца официально выйдет в свет. После того как

пыль улеглась и я смог вернуться к работе, я поначалу был непреклонен, что

не хочу, чтобы его слова увидели свет. Он этого не заслужил.

Я был зол и смущен, мне было стыдно, что меня так публично разыграли.

Лана растворилась в воздухе, и, по правде говоря, я не хотел иметь с ней

ничего общего. Предательство и растерянность, которые я чувствовал в те

моменты после смерти отца, определяли каждый мой шаг, и с того дня я

знаю, что навсегда останусь в долгу перед Грэмом за его постоянную и

непоколебимую доброту и поддержку, даже когда я знал, что порой не

заслуживал ее.

Когда наша команда начала обсуждать, как двигаться дальше, с работой

моего отца, внося необходимые коррективы в сроки и составлять

обновленные релизы, именно Митч убедил меня сделать шаг назад, отложив

свои собственные чувства в сторону, чтобы дать возможность другим

читателям проникнуться силой слов, которые содержала книга моего отца.

Он напомнил мне о том, как страстно я защищал ее, когда у меня сложилось

впечатление, что ее написала Лана. Как яростно я боролся за то, чтобы ее

содержание распространилось по всему миру. Я был так благодарен, когда

Клэр предложила мне вмешаться. Она взяла на себя оставшуюся часть

процесса редактирования и публикации, позволив мне немного отстраниться

от отца и своего горя. Я никогда не смогу отплатить ей за то, что она

постоянно была одной из самых крепких опор в моей жизни.

Это расстояние позволило мне излить свое сердце, душу и боль в другой

проект - тот, который казался правильным, учитывая все произошедшее. Я не

мог выбросить из головы письмо отца, особенно ту часть, где он рассказывал

о своем посттравматическом стрессовом расстройстве, связанным с его

службой в армии. Чем больше я думал об этом, тем любопытнее мне

становилось, как много других военнослужащих страдают от подобных

демонов. Это стало моей навязчивой идеей ...то, что я буквально не мог

выбросить из головы, и по настоянию Грэма я наконец-то что-то предпринял.

Последние несколько месяцев я общался с ветеранскими организациями и

приютами в поисках ветеранов, которые борются с посттравматическим

стрессовым расстройством и другими невидимыми ранений. По мере того, как их истории о травмах, которые они рассказывали, стало ясно,