Он вышел из машины и принялся выгружать вещи. Я последовал за ним, взял скрипку, флейту и кларнет. Едва я вошел в дом, мне в нос ударил запах антисептика. В доме теперь пахло больницей.

Когда я шагнул в комнату Бонни, мне было абсолютно не важно, что она лежит в кровати, а на лице у нее кислородная маска – для меня она по-прежнему была самым совершенным созданием на земле. У постели сидела миссис Фаррадей. Истон поставил на пол барабан и подошел поцеловать сестру в лоб.

Бонни улыбнулась, и от этого зрелища у меня едва не разорвалось сердце. Из руки у нее торчал катетер, соединенный с капельницей – теперь она уже не могла нормально есть и пить, и питательные вещества приходилось передавать внутривенно. Бонни сильно исхудала. Она и раньше была худенькой, а теперь и вовсе таяла на глазах.

Я вдруг понял, что не могу дышать, глаза защипало от подступивших слез. Пришлось повернуться и быстро вернуться к пикапу. С минуту я стоял и жадно вдыхал холодный воздух. Из дома вышел Истон и остановился рядом со мной. Ни один из нас не произнес ни слова, но когда парень судорожно, со всхлипом перевел дыхание, этот звук говорил сам за себя, он был красноречивее тысячи слов.

Бонни умирала, и мы ни черта не могли с этим поделать.

Наконец я снова обрел способность двигаться, подхватил виолончель и саксофон и отправился в комнату. Бонни ждала меня, ее взгляд был прикован к двери. При виде меня ее изможденное личико озарилось улыбкой, яркой, словно рассвет.

– Кром-вель, – проговорила она еле слышно. Я ушел от нее всего пару часов назад, но когда твое время ограничено, каждая минута кажется вечностью.

– Фаррадей, – сказал я и подошел к ней.

Миссис Фаррадей вышла, а сиделку Бонни, Клару, я видел в кухне, когда входил в дом. Я пригладил волосы Бонни. Девушка обвела комнату полными слез глазами, посиневшие губы раскрылись, и послышался полувсхлип-полувздох:

– Ты… принес… мне… – Она перевела дух и закрыла глаза, собираясь с силами. – Музыку.

От усилий ее грудь вздымалась и опадала в два раза быстрее обычного.

– Мы с тобой закончим то, что начали. – Я наклонился и поцеловал ее в губы. – Я же обещал.

У кровати возник Истон, сел и взял сестру за руку. В его глазах читалось неприкрытое страдание, а еще я видел нависшую над ним тень, похожую на темное облако – темно-синее, графитового оттенка. Видя свою сестру прикованной к постели, он пребывал в своем персональном аду.

– Оставляю вас наедине с музыкой. – Он посмотрел на меня, потом снова улыбнулся девушке: – Теперь Кромвель о тебе позаботится, ладно? – Он поцеловал тыльную сторону ее ладони. – Увидимся, Бонни.

Голос его сорвался, и у меня в горле встал ком, становившийся все больше, так что я не мог сглотнуть. По щеке Бонни скатилась слеза, и ком у меня в горле так разросся, что я не мог дышать.

Бонни попыталась крепко пожать брату руку, но я видел, что она едва может шевелить пальцами. Истон встал и поцеловал ее в лоб, потом посмотрел на меня:

– Кромвель.

– Увидимся, Истон, – сказал я, и он ушел.

Из горла Бонни вырвалось рыдание, и через две секунды я уже сидел на кровати и прижимал девушку к груди. Она почти ничего не весила.

– Не хочу… – прошептала она. Я затаил дыхание, ожидая, что она закончит предложение. – Огорчать его.

Я зажмурился, стиснул зубы и крепче прижал к себе Бонни. Пианино, на котором я в последнее время играл почти каждый день, смотрело на меня. Наклонившись к уху девушки, я прошептал:

– Я кое-что для тебя сочинил.

Я уложил ее обратно на подушку и большим пальцем вытер слезы с ее впалых щек.

– Правда? – проговорила она.

Я кивнул и быстро ее поцеловал. В последнее время все наши поцелуи свелись к быстрому, легкому касанию губами, но мне было все равно – от этого они не стали менее особенными. Я погладил Бонни по голове.

– Ты – самый храбрый человек из всех, кого я когда-либо встречал.

Бонни моргнула, ее глаза приоткрылись чуть-чуть шире. Кожа у нее была холодная и влажная на ощупь, поэтому я отвел от ее лица длинную прядь темных волос.

– Ты победишь, Бонни. Я не собираюсь терять надежду. Мне хотелось создать такую музыку, которая напоминала бы тебе об этом, чтобы ты продолжала бороться. Я написал песню, которую ты сможешь слушать, если вдруг начнешь терять надежду.

Глаза девушки оживленно блеснули – так всегда происходило, когда я играл. В эти минуты она напоминала мне отца, еще одного человека, которого я любил и который безотчетно верил в меня и больше всего любил слушать, как я играю. В такие минуты я острее всего ощущал тоску по отцу. Если бы мой папа познакомился с Бонни, то непременно полюбил бы ее.

А она полюбила бы его.

– Готова? – хрипло спросил я. Мысли об отце почти лишили меня голоса.

Бонни кивнула. Она выпустила мою руку, только когда я встал с кровати, чтобы подойти к стоявшему у противоположной стены пианино. Я сел за инструмент и закрыл глаза.

Пальцы начали перебирать клавиши, следуя за цветным узором мелодии, что разворачивался в моей памяти. Музыка изливалась из моей души. Я слегка улыбнулся, представляя, о чем мечтал, создавая эту вещь. Вот Бонни за руку идет рядом со мной, на ее розовых губах играет улыбка, бледная кожа розовеет под палящим солнцем Южной Каролины. Бонни сидит рядом со мной на траве и смотрит на озеро. По воде медленно скользят каноэ, гребцы мерно работают веслами и никуда не спешат. Легкий ветерок развевает волосы девушки, на носу и щеках у нее крохотные веснушки.

Вот она тянется ко мне и целует, а я обнимаю ее за талию, и мои пальцы скользят по ее тонкому летнему платью. Бонни дышит легко, ее тело сильное и крепкое.

И когда я прижимаю ладонь к ее груди, сердце бьется ровно и размеренно.

Бонни полной грудью вдыхает свежий воздух.

Она бегает по траве и смеется, потому что здорова.

И вот мы с Бонни сидим за фортепиано: я играю, а она поет, и ее голос наполняет комнату таким живым фиолетово-синим цветом, какого я еще никогда не видел.

Ночью в постели я держу ее за руку, и Бонни засыпает в моих объятиях… счастливая.

Я отнял руки от клавиш, трижды глубоко вдохнул и выдохнул и лишь потом обернулся. Бонни ошарашенно смотрела на меня.

– Идеально, – прошептала она.

Мое сердце едва не разбилось на кусочки. Я присел на краешек кровати, достал из ящика тумбочки мобильный телефон девушки и загрузил туда эту мелодию.

– Когда тебе будет одиноко, грустно или ты вдруг почувствуешь, что теряешь надежду, слушай ее. И тогда к тебе снова вернется та сила, которую ты показала с первого дня нашего знакомства в Брайтоне.

Бонни кивнула, палец ее неловко нажал кнопку «проиграть», и снова зазвучала только что сыгранная мною мелодия. Бонни закрыла глаза и улыбнулась.