Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слова же давались мне с трудом.
Я попытался придумать что-то похожее. Взгляд мой упал на стену, на которую моя мама много лет назад повесила разные фотографии, и меня осенило. Я вновь посмотрел на папу.
– Как будто ты только что вернулся домой.
Мне показалось, что папа перестал дышать. Он проследил за моим взглядом и уставился на фотографию, где был изображен он сам. На том снимке он был в офицерской форме.
– Кромвель, – пробормотал он хрипло и положил руку мне на плечо.
«Как будто ты вернулся домой».
Я посмотрел на Бонни и проговорил дрогнувшим голосом:
– После того дня он всюду меня возил, пытался показать меня нужным людям, тем, кто, как и я, мог играть. – Я засмеялся. – Как-то раз он и сам попытался сыграть, а я пробовал его научить.
– Как, скажи на милость, ты это делаешь? – Отец покачал головой. – Мой мальчик – музыкальный гений, хоть и ребенок. А его отец – болван, напрочь лишенный слуха.
– Я играл и играл. Брайтонские композиторы взяли меня под крыло. Отец уезжал в командировки, и в его отсутствие я месяцами практиковался без передышки, ожидая возвращения. Симфонии изливались из меня как из рога изобилия. Вернувшись, отец снова брался за дело, с удвоенной энергией пытался помочь мне осуществить мою мечту…
Я закрыл глаза.
– Какую мечту, Кромвель?
Бонни наклонилась и поцеловала меня в щеку.
Набрав в грудь побольше воздуха, я продолжал:
– Я был совсем юным. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что детства как такового у меня не было. Я ездил с гастролями по стране, сочинял музыку, дирижировал оркестрами, исполнявшими мою музыку. – Я пустым взглядом уставился в пространство, в то время как память перенесла меня в те дни. – В конце концов мне все это надоело до чертиков. – Я покачал головой. – Мне было шестнадцать, а я провел большую часть жизни, сочиняя музыку, вместо того чтобы проводить время с друзьями. Я играл на всевозможных музыкальных инструментах, вместо того чтобы ходить на свидания с девушками. Как-то вечером я решил, что с меня хватит. – В горле встал ком. – На следующий день папа отбывал в очередную командировку в Афганистан. Британская армия выходила оттуда, оставалось лишь несколько подразделений.
Я умолк, не зная, смогу ли продолжить, но потом посмотрел на Бонни, заглянул в ее карие глаза и понял, что обязан рассказать все до конца.
Она должна все обо мне знать, а я должен все рассказать, иначе это неразделенное знание продолжит пожирать меня изнутри, пока от меня ничего не останется.
Больше я не хотел, чтобы в душе у меня царили тьма и пустота.
Я больше не желал злости.
Я хотел жить.
– Я выступил на очередном концерте, – продолжил я, мгновенно вспомнив тот вечер. – Я только что сошел со сцены… и меня сорвало.
– Сын! Это было потрясающе! – Из-за кулис вышел отец. Зрители в зале все еще аплодировали, а я чувствовал только злость. Обжигающе-красная злоба бурлила у меня в крови. Я сорвал с шеи галстук-бабочку и швырнул на пол. В кармане завибрировал мобильный.
НИК: Не могу поверить, что ты снова нас прокатил. Пропустил отличную вечеринку.
– Сынок? – окликнул меня отец. Я закрыл глаза и сосчитал до десяти.
– С меня хватит, – сказал я, чувствуя, что злость не уходит.
– Что?
Я протиснулся мимо него и направился к гримерке. Распахнув дверь, я потянулся к своей сумке: хотелось поскорее избавиться от смокинга, казалось, он меня душит.
– Кромвель.
Папа закрыл дверь, отрезав меня от мира. Именно так он всегда и поступал: запирал меня дома, чтобы я без помех сочинял музыку. Ни детства, ни друзей, никакой жизни, мать ее.
– С меня хватит.
Я швырнул на пол пиджак, надел футболку и джинсы. Папа наблюдал за мной с озадаченным выражением лица.
– Я… Я не понимаю.
Голос у него дрожал, так что я едва не промолчал, но потом понял, что не могу остановиться. Я знал, что на сегодняшнем концерте присутствовал Льюис, композитор, которого отец убеждал взять меня под крыло. Вот только с меня хватит, я дошел до точки, черт возьми.
Я развел руками и закричал:
– У меня нет жизни, папа! Нет близких друзей, нет хобби, если не считать музыку. Я только и делаю, что пишу симфонии! Играю на музыкальных инструментах, причем исполняю только классическую музыку. – Я покачал головой и понял, что однажды начав, уже точно не сумею остановиться. – Ты выставлял меня как товар во всех концертных залах, куда смог попасть, пропихнул в такое количество оркестров, что я уже со счету сбился. Ты подсовывал меня, точно проститутку, всякому композитору, который, по твоему мнению, мог чему-то меня научить, да только никто из них не мог рассказать мне ничего нового. – Я засмеялся, но в глубине души содрогнулся при виде побледневшего лица отца. – Для меня это так легко. Музыка, которую я создаю, просто вылетает наружу. И когда-то она мне нравилась, я жил ради нее. Но теперь? – Я с силой провел ладонями по волосам. – Теперь я ее ненавижу. – Я указал на него пальцем. – Это ты заставил меня возненавидеть музыку, папа. Ты вечно подгоняешь меня, понуждаешь творить еще и еще. – Я засмеялся. – Я не один из твоих чертовых солдат, папа! Я не рядовой, на которого можно рявкнуть, и тот сразу бежит строиться. – Я покачал головой. – Ты забрал у меня единственное, что приносило мне радость, сделал музыку просто обязанностью. Я ее страстно любил, а ты уничтожил эту любовь. Ты уничтожил меня!
Повисло напряженное молчание, я судорожно пытался успокоиться. В конце концов я поднял голову и увидел, что папа смотрит на меня. Он явно был потрясен, в глазах блестели слезы.
У меня дрогнуло сердце при виде боли, которую я причинил ему своими словами, но забрать их назад я уже не мог. Мною овладела злость.
– Я… я лишь хотел помочь тебе, Кромвель, – проговорил отец надтреснутым голосом, глядя на лежащий на полу смокинг. – Я увидел твой потенциал и просто хотел помочь. – Он покачал головой и ослабил галстук. Отец всегда был одет с иголочки, подтянут, застегнут на все пуговицы. – У меня нет таланта, сынок. Я… Я не понимаю, что тобой движет. Цвета, музыка. – Он сглотнул. – Я лишь пытался помочь.
– Ну, тебе это не удалось. – Я забросил сумку за спину. – Ты все испортил.
Я прошел мимо, толкнув отца плечом, и распахнул дверь. И уже шагнул в коридор, когда папа сказал:
– Я люблю тебя, Кромвель. Прости меня.
Но я ушел, не обернувшись и ничего не сказав. Той ночью я не вернулся домой, впервые напился и тусовался с приятелями…
– На следующий день, когда я вернулся домой, папы уже не было. Он отправился в очередную девятимесячную командировку.