– Ну, так мы не всех мужиков забираем, а только уношей и бобылей, а из молодых охотники, сам знаешь, никудышные пока что.

– Не было такого «призывного урока»! – продолжал твердить свое староста.

– Князь постановил – значит, будет! – заявил, как отрезал, сотник, подавая взглядом команду дружинникам. – А пока ты, ты, ты и ты отойдите-ка в сторону, – указал он на молодых парней. – А ты пока оставшихся молодых на смотр приведи, – обратился он к вмиг посмурневшему старосте веси.

Видя, что староста никак не реагирует на его слова, сотник только махнул рукой в сторону веси, и к ней тут же побежали, гремя доспехами, дружинники. По всем правилам ратной науки они принялись окружать дома и выгонять жителей, держа оружие наготове. Из домов тут же стали доноситься детский плач и крики женщин. Вышедшие со старостой мужики, внезапно оказавшись в кольце ощетинившихся оружием дружинников, попытались было рыпнуться, но были остановлены властным голосом сотника.

– Не дергайтесь! В домах ваших мы ничего трогать не будем, просто проверим, всех ли вы уношей нам напоказ выставили.

В ходе проверки выявили больше десятка «уклонистов», четверо из которых были подходящего призывного возраста.

– Все ясно! – распорядился сотник. – Бородатые деды и малышня не в счет, а вот эту четверку себе забираем!

Всего с этой деревеньки набралось одиннадцать физически здоровых новобранцев подходящего возраста. Отделив их из числа сородичей, сотник тут же принялся ими командовать:

– Стройся по двое!

В это время бабы, наблюдавшие за всем происходящим с тупым удивлением, наконец что-то сообразили, побежали и вцепились в своих сыновей и братьев, еле смогли их оторвать!

Молодые ребята, в лаптях и в длинноруких домотканых рубахах, с застывшим ужасом и непониманием в глазах, то и дело оглядываясь через плечо на своих ревущих в три ручья женщин, но подгоняемые шутками и незлобными тычками дружинников, все же побрели к лодкам.

Выяснив местоположение затерявшихся в глубине леса других соседних весей, сотник быстро приказал десятку дружинников оседлать уже сгруженных с ладей коней и, поставив во главе конного отряда десятника, направил их по тропе в лес. А две ладьи отпустил вверх по течению, к соседним весям. Через пару часов конный отряд доставил нам пополнение в количестве четырех парней и двух бобылей возрастом сильно за двадцать лет. Загрузившись под усилившийся бабский плач, мы с облегчением отчалили от этих поистине печальных берегов.

В других весях изъятие призывного контингента где-то сопровождалось, как и в первом случае, мелкими стычками, где-то шло гладко и мирно. Правда, на третий день пути в некоторых вервях, расположенных выше по реке, наблюдалось подозрительно мало молодых мужчин, поэтому сотник, недолго думая, предложил вместо уношей набрать баб! Подобные предложения быстро вразумляли старост, и «отлучившиеся по делам» мужики быстро находились. Но во всех случаях изъятие из семей новобранцев сопровождалось криками, стенаниями и слезами. Это вызывало у меня на душе тяжелое, гадостное чувство, тем более во много раз усиливающееся, когда ты точно знаешь, что это все происходит лишь благодаря твоей инициативе. Поэтому больше на подобные призывные облавы я ездить зарекся, и без меня есть кому, а нервы надо беречь.

– Южные, степные смерды побоевитее лесных будут, их и учить почти ничему не пришлось бы, даже на конях скакать горазды. А с этими, княжич, у тебя возни куда как больше будет! – на обратном пути рассуждал сотник.

– Это и хорошо, не надо будет их переучивать, – отвечал я, рассматривая своих приунывших и притихших будущих панцирников.

Набором я был доволен – три с лишним сотни парней и бобылей постарше возрастом, и все они не понаслышке знакомы с охотой. Если уж в свое время наши цари сподобились научить маршировать на плац-парадах и воевать пахарей, не имеющих никакого охотничьего опыта и ничего не видевших кроме сохи, то мне справиться с воинской подготовкой этих лесовиков сам Господь Бог велел!

Встал я позже обычного, в последние несколько суток я всласть отсыпался после участия в беспокойной призывной облаве. На моем подворье уже было довольно светло. В конюшне стучал молоток – там, видать, подковывали лошадь, а из хлева предсмертно хрипел подыхающий поросенок, пошедший на убой. В будке утробно лаяла собака, взволнованная происходящим. Стройка тоже застыла. Попадающийся на глаза народ выглядел подозрительно – одет не по-повседневному нарядно, и чувствовалось, что люди настроены на какой-то торжественный лад. После беглого расспроса мои подозрения в полной мере оправдались: сегодня 14 октября, оказывается, у нас большой праздник – Покрова Пресвятой Богородицы.

В народной традиции в этот день отмечалась встреча осени с зимой. Само название праздника народная этимология связывает с первым снегом, который «покрывал» землю, указывая на близость зимних холодов.

Не успел я еще толком позавтракать, как прискакал поддатый гонец от Изяслава Мстиславича. Князь приглашал меня пожаловать к нему на пир в честь праздника.

Волей-неволей пришлось ехать! Кони сопровождающих меня верхом дружинников своими копытами то перестукивали по деревянным мостовым, то чавкали по снежной слякоти. С хмурых, низко висящих свинцовых туч на землю падал снег вперемешку с дождем. Несмотря на это, на улицах города с самого раннего утра было непривычно многолюдно. Сегодня по всем городским скотным дворам хозяева забивали свою скотину – с началом морозов убоину можно длительное время и безопасно хранить не только в ледниках, но и в простых амбарах и сараях. Буксующие в снежном месиве телеги создавали на улицах заторы, усиливая общегородскую сутолоку.

Переправившись по мосту в Старый город, двигаясь по набережной, миновав запруженный народом торг, наша кавалькада оказалась прямо перед княжеским детинцем. Караульные заметили нас еще издали. Медленно открываясь, заскрипели створки ворот. Дежурившие у ворот дружинники при моем появлении, лениво позевывая, нехотя кивнули головами, одновременно при этом здороваясь.

На княжьем подворье, как обычно, царил образцово-показательный беспорядок, по странному стечению обстоятельств только усилившийся с моим отъездом. По истоптанной, пожухлой траве, покрытой грязью вперемешку со снегом, бродили неприкаянные овцы с козами. Здесь же неподалеку, прямо на разведенных на земле кострах запекались огромные части тушей кабанов, оленей, лосей и, возможно, каких-то еще других обитателей леса. Дружинники со своих рейдов привозили не только призывников, но еще и лесную живность. У амбаров с груженых телег пара челядинов стаскивали мешки с зерном. Один дружинник точил весь покоцанный в зазубринах меч о точильный камень.

– Нежка, – обратился я к нему, вспомнив его имя. – Чего мучаешься? Приходи ко мне на подворье, там тебе на точильном круге быстро меч заточат!

– Благодарствую, Владимир Изяславич! Зайду непременно! – при этих словах он вложил меч в ножны. – А то вишь как получилось, на охоте малеко побаловались, вот меч и подзатупился!

– Отца моего видел?