– Вот как, – ровным голосом проговорилВинитар. – Что ты не любишь его, это я понял ещё в Галираде, когда мыбеседовали на берегу. Но не представлял, до какой степени. Почему же ты заодногорло ему не перерезал, жрец?

– Потому, что пообещал отдать его тебе.

Винитар некоторое время молчал.

– Налегке, я смотрю, путешествовал этот венн… –снова ехидно встрял Аптахар. – Безо всякой котомки, даже без оружия, а окошеле с деньгами я уже и вовсе молчу…

Воины, окружившие лодку, захохотали при этих словах инемедленно занялись поисками. От настоящего морского сегвана, привыкшего битьсяна воде и затем потрошить вражеские корабли, невозможно что-либо спрятать насудне, не говоря уже о судёнышке. Комесы живо вытащили из якобы потайногорундучка на корме заплечный мешок Волкодава и его мечи: Солнечный Пламень вножнах и два деревянных. Кромешники, не успевшие ни порыться в мешке, ни кинутькости, разыгрывая великолепный меч, только заскрипели зубами, досадуя, чтопотащили добычу с собой, в спешке не догадавшись спрятать её на берегу. О том,что Хономер нипочём не позволил бы им оставить у себя приметные вещи, ни одиниз них не подумал.

Всё найденное живо передали на «косатку». Шамаргана,некстати поднявшегося на ноги, при этом уронили за борт. Может, случайно, аможет, и намеренно. Он вынырнул и, хмуро отплёвываясь, зашлёпал по воде кберегу. Мореходы провожали его шуточками и смешками.

Кунс Винитар спросил жреца:

– Как же мне отблагодарить тебя за то, что ты всё-такипривёз его сюда живым?

Хономер славился не только тем, что его, как всякого жреца,трудно было переспорить. Его почти никому не удавалось застать в словесномпоединке врасплох. Всегда казалось, что он насквозь видит противника и заранееготовит ответ. Он и теперь ничуть не задумался:

– Скажи мне, как звали нашего единоверца, старика,убитого при набеге на Серых Псов. В Галираде ты не пожелал назвать его имя…

Воины Винитара ловко забирались на борт «косатки»,отряхивались, стаскивали и отжимали одежду. Никто не услышал короткого удара вкормовой штевень. А если и услышал, то внимания не обратил. Такой звук могла быпроизвести коряга, царапнувшая по корабельному дереву.

– Я не то чтобы не пожелал назвать имя, –проговорил Винитар. – Я просто не знал, как его звали, этого старика. Исейчас не знаю. Если помнишь, я не говорил «не скажу». Я тебе сразупосоветовал: спрашивай венна. – И кивнул могучим парням, стоявшим наготовес шестами, воткнутыми во дно: – Вперёд.

Лодка закачалась, отодвигаемая могучим боком «косатки». Морскойкорабль медленно двинулся с места и заскользил навстречу лунному свету –вперёд, сквозь запутанный лабиринт островов. Ночная темнота всего менее смущалаВинитара. Дорогу обратно к морю он уверенно нашёл бы и без карты – что днём,что теперь.

Хономер смотрел вслед уходившей «косатке» и впервые за оченьдолгое время не мог придумать достойного слова. Вот и оказалось всё зря. Иснадобье, которым он понемногу подпаивал Волкодава, и спешное путешествие вОзёрный край, и гибель двоих человек… В который раз проклятый язычник умудрилсянатянуть ему нос…

Оставалось утешаться лишь тем, что теперь-то уж он навсегдаубрался с дороги. Правду молвить, не самое могущественное утешение.

Кромешникам не довелось испытать такого горькогоразочарования, как их предводителю. Они быстрее вернулись к насущному. Раненыйвзялся за руль, здоровый приготовился грести – им ещё предстояло петлять ипетлять по протокам, добираясь туда, где ждали лошади, палатка и костёр,разведённый спутниками, оставленными дожидаться.

И вот тут хватились Шамаргана. Ещё бы им не хватиться его,ведь скамейка второго гребца так и стояла свободная. А Шамарган, выпавший заборт и ушедший в сторону берега, по сию пору не возвратился.

Его несколько раз окликнули по имени. Он не отозвался. Сберега вообще не долетало никаких звуков, кроме лёгкого шума ветерка да окликовночных птиц.

– Удрал, – сказал Хономер. Он-то знал, чтоШамарган далеко не такой дурак, чтобы попытаться выйти к лагерю берегом.

– Ну и невелика потеря, – буркнул кромешник,сидевший на вёслах.

«Это с какой стороны посмотреть…» – подумал Хономер, уженачиная прикидывать, что именно о его тайных делах было известно бегломулицедею, а что – нет.

«Косатки» уже не было видно. Она выбралась на открытые плёсыи, развернувшись, уверенно двигалась к морю. Туда, где, вращаясь кругомСеверного Гвоздя, медленно запрокидывались в небесах негасимые светочипутеводных созвездий.

Расскажу я вам, люди, Не совсем чтоб о чуде – Будет простмой недолгий рассказ. В рыжей шкуре я бегал И любил человека: Это счастьемзовётся у нас.

Сын старинной породы,

Я нанизывал годы,

Ликовал, отмечая весну.

Время мчалось недаром —

Стал я сивым и старым

И однажды навеки уснул.

Вытер слёзы хозяин:

«Больше ты не залаешь,

Не примчишься, как прежде, на зов.

Спи спокойно, мой милый…»

Но какая могила

Удержала собачью любовь?

Убегать беззаботно,

Оставлять без присмотра

Тех, кого на земле защищал?!

Да когда так бывало,

Чтоб меня не дозвались,

Чтоб на выручку я опоздал?..

…А потом было вот что.

Как-то зимнею ночью

Возвращался хозяин домой.

Я – по обыкновенью —

Бестелесною тенью

Провожал, укрываемый тьмой.

Было тихо вначале,

Только сосны шептали

Да позёмка мела под луной…

Недоступную взгляду

Я почуял засаду

У развилки дороги лесной!

«Что, хозяин, мне делать?

Мне, лишённому тела,

Как тебе на подмогу успеть?..»

Я рванулся из тени,

Из нездешних владений,

И возник перед ним на тропе!

Перед смертью-старухой

Я не ползал на брюхе,

Не скулил, не просился назад.

Под напором свирепым

Просто лопнули цепи —

«Поспеши, мой хозяин и брат!»

Изумлён нашей встречей,

Он пошёл, не переча,

Доверяя любимому псу,

По тропе безымянной