Находясь в резерве, мы часами резвились в воде. На ночь наша рота размещалась в близлежащих селах или, как их здесь называют, станицах. В станице имелось много загонов для овец 20 метров в ширину и столько же в длину, где слой окаменевшего дерьма был чуть ли не по колено. Там мы прятали от налетов авиации наши повозки, а лошадей отводили в пойму реки. Солдаты нашли радиоприемник, и я отправился в штаб дивизии, чтобы раздобыть недостающие детали.

Убогие вытянутые станицы были забиты тыловыми частями и штабами, а в Нижнечирской квартировались танкисты и летчики. На улицах везде стояли танки. В пойменных лесах по другую сторону реки располагались тылы батальонов первого эшелона. Заливные луга здесь были около 300 метров в ширину и представляли собой настоящие насыщенные влагой джунгли, проехать по которым можно было по устланным досками дорогам.

У меня разболелся зуб, и я отправился к зубному врачу. Проходя мимо канцелярии роты, располагавшейся в той же станице, наткнулся на Деттера.

– Осенью тебя направляют в Дёбериц, – сообщил он. – Ты что, не рад этому?

– Рад, конечно, беспокоит только, что из дома приходят нерадостные новости. Люди разучились там верить.

– Я всегда говорил, что наши гонки добром не кончатся. Но что тут поделаешь?

Мне повезло, зубной врач еще ни разу не вел прием так близко от расположения роты. Я уселся на старинный скрипучий русский стул, и врач, носивший погоны унтер-офицера, принялся колдовать надо мной. Специалистом он был хорошим и не сделал мне больно. Оказалось, что ничего страшного в посещении зубного врача не было, и я зря боялся, считая, что легче выдержать ночную атаку противника с обстрелом с обоих флангов, чем пережить визит к дантисту.

– Кто это там? – спросил я, показывая на окно слева.

– Военнопленные. Каждую ночь их отправляют в тыл. За день набирается по 200, а то и 300 человек.

Тут русская артиллерия начала обстрел.

– Придется сделать перерыв, – сказал врач. – Они ведут огонь по мостам, но достается и нам.

Мы спустились в убежище.

На обратном пути я прошел мимо лагеря для военнопленных. Угрюмые лица у них были загоревшими и с широкими скулами, а ноги кривыми. Многие были острижены наголо. Молодые солдаты и сибиряки держались обособленно. При налете авиации пленные ложились прямо на землю, и в случае попадания бомбы здесь образовалось бы озеро крови. Пришпорив лошадь, я поскакал к своим. У них вовсю играло радио. Они расселись вокруг него на корточках, чем-то напоминая стаю ворон, и внимательно слушали лживые реляции диктора. Передача закончилась, и начался обычный солдатский треп:

– Интересно, а где оркестр? Все еще разучивает Легара?

– Музыканты тоже здесь, – отозвался Книттель. – Я видел их возле штаба. Они играли так здорово, прямо как на променаде в Берлине.

– В пехотных ротах осталось по 30 человек, а то и меньше, – заметил Каргл.

– Неудивительно, если «штуки» бьют по своей артиллерии!

– Как? Опять?

– Да! Вчера после обеда. В результате убиты 5 человек и 30 лошадей!

– Это что! А вот сегодня по селу проехал русский танк. Он прошел мост, позиции, потом развернулся и ушел назад. Пройдя посты охраны, он открыл огонь.

– Как такое возможно?

– Клянусь! Так и было! Часовые думали, что это едет трофейный русский танк с немецким экипажем.

– Точно. Прямо по мосту. Констанцер все видел собственными глазами.

– Верно. Я все это видел.

– И не поднял тревогу? Ну и телок же ты!

– С чего было поднимать тревогу? Сидят себе на броне и машут нам, дымя сигаретами. Я думал, они едут сдаваться.

На следующее утро нас подняли по тревоге. Слышались выстрелы и крики. На мосту было настоящее столпотворение, так как обозные повозки перегородили всю проезжую часть. Для нас такая картина была уже знакома, и мы, не задавая лишних вопросов, пристроились за 4-й ротой, уже начавшей движение. На мосту какой-то гауптман с пистолетом в руках пытался наладить движение.

– Русские идут! – послышались истошные крики с другой стороны. – Русские идут!

– Чего кричите? Стойте на месте и стреляйте!

Деревянный мост раскачивался и скрипел под тяжестью повозок и лошадей.

– Все пропало! – кричали солдаты из обоза, бежавшие нам навстречу. – Всех поубивали!

Командир батальона остановил фельдфебеля, бежавшего назад со своим взводом.

– Почему оставили позиции? – рявкнул он.

– Потому что…

– Я вас арестую и расстреляю! Немедленно возвращайтесь на свои позиции!

Но восстановить утерянные позиции было делом нелегким. После гибели трех офицеров в батальоне возникла паника. Но тут подошли наши танки. Чтобы освободить дорогу, обозы подвинули к обочине. Реберг прицепил последнее оставшееся у него крупнокалиберное орудие к грузовику и умчался вперед. В это время с передовой пришел Сарбахер и заявил, что вынужден был бросить орудие, поскольку русские с громкими криками «Ура!» уже захватывали огневую позицию. Пока он говорил, 1-й батальон развернулся для боя, и цепи пехотинцев двинулись вперед.

– Только бы не налетела вражеская авиация! – слышалось со всех сторон, а солдаты ПВО нервно крутились в своих креслах вместе с пушками.

Артиллерия, располагавшаяся позади нас, наконец открыла огонь, и снаряды со свистом стали пролетать над нашими головами. В небе появилось несколько «штук», и стало ясно, где находится противник. Наши танки в сопровождении пехоты пошли в атаку, а мы, вскочив на лошадей, в один присест поднялись по склону противоположного берега.

Мы шли по заболоченному пойменному лесу вдоль гряды холмов то по деревянным настилам, то утопая в песке. Места, где располагались огневые позиции русской артиллерии, подвергались налетам «штук». Мы насчитали 10 таких атак. Разрывы от их бомб были метрах в 100 от нас.

– Живого там ничего не осталось, – заявил Эрхард. – А что вы хотели?

– Как бы они по нас не ударили! – занервничали наши солдаты. – Глядите, еще летят!

– Внимание! Танки! – крикнул кто-то.

Но это были штурмовые орудия, которые, поднимая своими гусеницами тучи пыли, спешили в сопровождении пехоты к месту прорыва русских. Не прошло и нескольких минут, как они вернули оставленные ранее позиции. Орудие Сарбахера мы нашли целым и невредимым, а рядом с ним в одиночном окопе рядового Шаубенвальнера, раненного в руку и заваленного грудой трупов русских солдат.

– Когда они бросились в атаку, – рассказал он, – я начал отстреливаться из винтовки. Убитые падали в окоп, создавая дополнительную защиту.

Мы подтянули орудия вперед, так как наши войска нуждались в поддержке артиллерии. Местность представляла собой песчаную пустошь, поросшую кустарником, чахлыми кустиками можжевельника, акаций, густыми зарослями колючек и терновника. Взвод приступил к оборудованию огневых позиций, а мы со Скалигером и Финдой