— Во шинь! Сейчас же подойди к дереву, обними его и заземлись. Ты же обещала мне…

— Я не владею собой.

— Только не к осине, во шинь. Тебе нужна береза или дуб. Давай же. А то нас сейчас всех затопит экстазом. Ты создаешь светлую зону, глупая.

Я выполнила требование. Заряд ушел в симпатичную березку, а мне пришлось вернуться к остальным.

Но меня снова никто не замечал.

Все ушуисты сидели, скрестив ноги, полукругом вокруг тренера, вокруг своего сенсея. Я наблюдала за ними: расслабленные, уверенные в себе, они были похожи на молодых тигров, готовых броситься на тебя при малейшем неверном движении. Я уже говорила, что ученики Школы «Воинский путь к Шаолиню» были необычайно ловкими и сильными.

Они всегда вежливо улыбались при встрече, но мне бы и в голову не пришло заговорить с ними о чем-то, кроме ушу. Они охотно делились со мной техникой, рассказывали об истории боевых искусств, соревнованиях, аттестациях — и только. Грубые мужики, радомировцы, были куда более открытыми. Уж истинно — у русского человека душа нараспашку. А эти ребята приобрели поистине азиатскую сдержанность.

Однажды мы с Владом повторяли комплексы, стоя друг напротив друга. И вдруг я увидела инструктора совсем другими глазами. Мне мучительно захотелось прижаться к его широкой груди, погладить рукой шелковое кимоно, поцеловать эмблему нашего клуба на груди… А потом его нежные руки расстегнули бы мое кимоно… я создана не для боя, а для любви…

— Эля, Владик, — услышала я голос Васильича, — что вы так друг на друга смотрите? Влюбились, что ли?

Я вздрогнула не только от неожиданности, но и от удивления: Васильич впервые за все время обратился ко мне по имени. Я почувствовала, что краснею. На красивом мужественном лице Влада не отразилось никаких эмоций, он продолжал выполнять комплексы, не сбившись ни на секунду. Его техника была абсолютно безупречна.

А я едва дождалась конца тренировки. Как сейчас помню этот день: летний лес в лучах заката, тихо так, что можно услышать дыхание партнера. Лишь с Двойных гор доносится дым костров — поутри отмечали какой-то свой праздник.

Влад убирал в чехлы свое многочисленное оружие — меч, шест, нож, нунчаки. В лучах заходящего солнца его лицо казалось мягким и мечтательным. Но ни на минуту не утрачивало своей мужественности: все-таки Влад был бойцом и бойцом прекрасным. Я оглянулась: наши уже разбрелись по лесу, бояться некого.

И я подошла к Владу, я хотела одного — обнять этого мужественного, доброго и справедливого человека. Но ушуист резко отшатнулся от меня. Впервые я увидела, что мой инструктор утрачивает самообладание, но он быстро овладел собой и мягко сказал мне:

— Эля, не стоит…

Меня буквально взбесила его доброжелательность:

— Что не стоит? За кого ты принимаешь меня? Я не ребенок. И я хочу тебя!

И тут я увидела, что Влад может быть и жестким:

— Ты еще ничего не поняла? Не прикидывайся! Нам нельзя любить! Никого! Забудь обо мне и тренируйся.

— Нельзя любить? Почему нельзя такого как ты? Сильного, волевого, прекрасного душой и телом? Я не могу уйти, не могу сдаться! Потому что должна отомстить!

Я заплакала, я пыталась скрыть эти слезы, но не могла.

Влад опустил голову.

— Эля… маленькая Эля, — ласково сказал он, — у всего есть две стороны. Васильич рассказал тебе о весне, жизни, молодости, красоте нашего боевого искусства. А я расскажу тебе об аскетизме. Понимаешь, без самоограничения нельзя радоваться жизни и познать философию. Без жертвы нет удовольствия. И все мы, мон шинь, берем на себя обязательства. Я, например, не могу заниматься любовью с женщиной, есть жареное мясо и пить красное вино. Остальным любовь не запрещена, но они сами от нее отказываются. Всегда приходится делать выбор, и мы выбрали боевое искусство. Воин себе уже не принадлежит, а когда ты любишь женщину, у тебя все мысли о ней. Ты не можешь полноценно тренироваться, постигать философию. Так что это не запрет Васильича, а необходимость.

— А тебе не тяжело подчиняться многочисленным правилам?

Ушуист натянуто засмеялся:

— Ты ничего не имеешь против правил дорожного движения? Нет? А вот многим водителям они не нравятся. Но представь, какой хаос будет без соблюдения этих правил.

С каждым словом Влада я все ниже опускала голову от стыда. Кем я возомнила себя? Ничтожная во шинь, я думала, что достойна его любви.

— Прости меня, пожалуйста.

— Мне нечего тебе прощать. Просто определись: готова ли ты стать одной из нас? Может быть, лучше пойти другим путем? Есть еще шаг до черты. А вдруг твой Шаолинь совсем в другом месте?

— Нет. Уже все решено. Я пройду этот путь до конца.

Я спокойно собрала свои вещи. И сложила руки в прощальном жесте. Вдруг инструктор неожиданно страстно схватил мои руки:

— Эля… ты ничего не поняла! Уходи с тренировки… Ты даже не представляешь, что тут с тобой сделают. «Радомир» раем покажется… Элюшка…

Влад крепко и одновременно нежно держал мои руки.

— Элюшка… Элюшка… Умоляю, сделай правильный выбор.

Я решительно вырвала руки:

— Пойми… Я должна отомстить… И все равно, какой ценой. Я ненавижу Бранимира, ненавижу! Буду постигать искусство и пройду этот путь до конца.

— Мне тебя жаль! Безумно жаль, — простонал ушуист. — Я видел светлый шар в твоих руках. И мог бы тебя полюбить, но уже слишком поздно.

— Ты прав. Слишком поздно для любви. А вот для мести — самое время.

Свое обещание я выполнила. С холодным упорством тренировалась, слушала лекции Васильича. И даже почти научилась смотреть на Влада только лишь как на своего инструктора.

Все лето мы тренировались в лесу. И, как обещал Васильич, поутри, которые обычно ревностно охраняли границы, на нашу доброжелательность ответили тем же. Лишь изредка можно было услышать невнятный шепот и шаги. Впрочем, осенью мы все же перебрались в зал.

Однажды я пришла пораньше, чтобы как следует размяться и потянуть шпагат. В зале находился только Никита. Я невольно залюбовалась им. Лучи солнца падали на прекрасное одухотворенное лицо, движения были точными и уверенными.

Я вежливо поздоровалась с ним, как подобает во шинь приветствовать товарища. У входа в раздевалку еще раз обернулась, Никита казался мне весьма симпатичным парнем. Но уже через минуту забыла о нем, стараясь сосредоточиться на своей цели. «Я должна сесть на шпагат, обязательно должна», — шептала я, раздеваясь. На мне было только кимоно, когда в раздевалку вошел Никита. Сначала я завизжала, но потом, прикрывшись кимоно, резко сказала:

— Ты с ума сошел? Это женская раздевалка.

Я ожидала, что Никита извинится и уйдет, но он стоял и смотрел на меня, и от его взгляда было не по себе.