Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Эля, — мягко сказал мой любимый и мой враг, — мы еще можем остановиться. Еще не поздно. Я люблю тебя. Возвращайся ко мне и в наш клуб. Мы с радостью тебя примем.
Я стояла, опустив голову, не в силах ударить того, кого так сильно любила.
И тут, наплевав на все правила, ко мне подошел тренер.
— Во шинь, — холодно проговорил он, — меня тошнит от этого фарса. Выбирай: или ты бьешься с ним, или валишь из нашего клуба на все четыре стороны. И не думаю, что радомировцы согласятся принять тебя после того, как ты предала их. И после того, как ты позорно струсила, от волнения позабыв все, чему тебя учили.
— Эля, я люблю тебя.
— Заткнись! — закричала я и ударила, только чтобы он замолчал.
Бран вовремя сделал защиту. Я попыталась атаковать ногами. И с радостью увидела, как в глазах Бранимира зажигается ответный огонь. Мы дрались с такой ненавистью, что никто бы не поверил, что минуту назад признавались друг другу в любви.
— Кто ты? — закричал мой бывший возлюбленный.
— Твоя беда! Твоя боль!
— Я тебя ненавижу! Сука! Предательница! Ушуисткая подстилка!
Моя ненависть помогла продержаться несколько минут. А потом я упала, и Бранимир стал бить меня ногами. Я размазывала по лицу кровь и слезы. Тщетно пыталась встать и ответить ему. Но я была гораздо слабее… И помощи ждать было неоткуда. Ушуисты стояли неподвижно с жутким страданием на лицах. Но не смели ослушаться приказа тренера. Каждый удар отзывался во мне нечеловеческой болью. Но тут все прекратилось. Несколько минут я лежала, не в силах подняться.
Затем осторожно встала на колени и ощупала себя: нет ли переломов. Но вроде бы все кости были целы, хотя болело все тело. На животе было несколько багровых синяков, но лицо Бран пожалел. Ничего, кимоно все скроет. Главное, жива.
Затем я наконец-то огляделась вокруг. Неужели кто-то осмелился ослушаться тренера? И не поверила своим глазам. Потому что на полу лежал Бранимир, на нем сидел Яр и душил его.
— Ты сволочь, — шипел он, — ты готов извратить ее красоту, ты поднял руку на женщину.
Через несколько минут он помог мне встать.
— И ты за нее… — прошептал Бранимир, корчась от боли, — но она же предательница.
— Это ты ее предал, — спокойно сказал Яр, — ты возложил вашу любовь на алтарь боевых искусств. Отойди от меня. Я буду с ними. В ушу есть красота.
Он сорвал с себя славянскую рубашку и подошел к Васильичу.
Тор одобрительно усмехнулся и сказал:
— Молодец, «Радомиру» давно пора закрыться.
Но тренер Школы «Путь к Шаолиню» плюнул Яру под ноги:
— Ты мне не нужен. Уходи от меня. Ты из клуба, где одни бабы, готовые поднять руку на беззащитную женщину. На во шинь.
— С вашего молчаливого согласия, — вставил Владимир.
Я посмотрела в глаза Яру. И увиденное меня напугало. У этого сильного волевого мужчины был взгляд побитого щенка! Он тихо ушел в тренерскую раздевалку.
— Во шинь этого хотела, — возразил Васильич. — Она загибалась от душевной боли. Я же не думал, что этот идиот Бран будет бить ее в полную силу. Девочка, подойди. Постараюсь помочь. Мне кажется, он тебе что-то отбил.
Но я сделала вид, что не слышу своего тренера.
С огромным трудом Бранимир поднялся и подошел ко мне. Их последних сил я встала и посмотрела на него.
— Эля, даже после того… даже после нашего боя. Я предлагаю тебе быть моей женой. Я хочу, чтоб ты родила мне сына. Я все это затеял ради тебя. Чтобы твоя злость утихла. Я ведь знал, что ты захочешь мне отомстить. Вот кистень, бей, не жалея. Но потом поцелуями залечи мои раны.
Я разжала ладонь, кистень упал к моим ногам.
И не успела ничего ответить, потому что Влад силой отдернул меня от Брана. Радомировцы совсем озверели.
— Это беспредел, — закричал Владимир, — ушуисты не дают Эле право выбора. Бейте их, ребята!
И радомировцы поперли всей толпой. Началась сумасшедшая драка. Сеча. Но мне было не до нее и даже не до Бранимира. Тот оклемается. Не мог Яр сильно прибить своего друга и одноклубника.
Я ползла в тренерскую раздевалку. Я ползла к Яру, потому что почувствовала недоброе. Наверное, ушу действительно развивает интуицию. И я успела просто чудом. Еще минута, и он бы перерезал себе вены. Я проявила удивительную ловкость. Забыв о своей всегдашней неуклюжести, когда речь зашла о спасении человека, вырвала нож из рук радомировца. И ударила его. Нет, не кулаком или ногой. Я залепила ему пощечину. Лучшее средство от истерики.
Затем слепила огненный шар и растянула светлую зону. Как же это легко, когда не размышляешь над техникой. Нас обоих накрыла волна экстаза. Больше Яр не плакал. Он просто снял с меня кимоно и робко начал ласкать. Мы целовались, как безумные, мы любили друг друга в то время, когда наши клубы бились насмерть друг с другом.
— Вот она где, красота, — шептал Яр, — в женщине.
Мы были пьяны друг другом. Нет ничего прекраснее, чем заниматься любовью сразу после боя.
Но тут на пороге возникли Владимир и Васильич. Я смотрела на них без малейшего стыда, даже не пытаясь прикрыться. Тогда Васильич снял с себя кимоно и бросил мне. А после спросил:
— Водки хочешь?
— Хочу.
Натянув кимоно, я вышла к ребятам. Ушуисты и рукопашники сидели в обнимку и пили водку. У всех были подбиты глаза. У некоторых сломаны носы, у пары человек — травмы покруче. Они распевали песни и клялись друг другу в вечной дружбе. На один вечер все вдруг позабыли о нравственности. Даже Васильич не осмелился читать нотации своим ученикам. Да и, если честно, ему в тот момент было наплевать на наш моральный облик.
Бранимира я встретила в коридоре. Абсолютно трезвого и даже успевшего смыть кровь.
— Эля, я желаю тебе добра.
Неожиданно я успокоилась. Я обняла его и поцеловала. Но я была холодна, как лед.
— Обещай мне, что будешь усердно тренироваться, что полюбишь женщину. Верь мне, у тебя обязательно будет сын. И все будет! Поверь!
Бранимир смотрел на меня так, будто я его ударила.
— Знаешь, — тихо сказал мне мой бывший тренер, — раньше я говорил, что ты никогда не научишься биться, что ты — вечная во шинь. Но я забираю свои слова назад. Ты добьешься многого. Может, чемпионкой станешь. Ты все-таки научилась равнодушию и обрела силу, а за воинскими навыками дело не станет. И что, как тебе живется без эмоций по нравственным правилам, которые придумал Васильич?
— Мне живется спокойно и счастливо. Наша любовь приносит только горе, — я покачала головой, — уродливый отросток, который надо удалить.
— Нет, ты давно уже меня не любишь, — грустно сказал Бранимир. — Ты тогда бросила кистень, но то, что происходит между нами, хуже любого оружия. Я так хотел сделать тебя счастливой, но только сейчас осознал, что для тебя Шаолинь вовсе не в боевых искусствах.