семь все должны уже встать. Нужно время на подготовку. А зная меня, в последние минуты обязательно появятся какие-нибудь срочные дела, что-то важное вылетит из головы. Ты сможешь помочь Паркер с прической? С оравой мальчишек опыта у меня в этом деле маловато.

— Нет, мам! — подскочила Паркер. — Мне не нужна никакая прическа. Почему нельзя оставить волосы как есть?

Кэтрин строго посмотрела на дочь. «Как есть» — это непричесанная шевелюра.

— Потому что завтра мы должны выглядеть презентабельно. Особенно ты, так как участвуешь в проведении торжества.

Стоило ей замолчать, как открылась дверь, и на пол шлепнулась куча из подушек и одеял.

Кэтрин помассировала висок.

— Спасибо, Айзек, — возвела она очи горе. — Пять с плюсом за усилия.

— Без проблем, тетя Кэтрин, — отозвался он, уходя. Громко хлопнула дверь в его спальне.

Кэтрин повернулась к нам, и Паркер сразу надулась.

— Я не хотела быть цветочницей на свадьбе, — проворчала она, пнув одну из брошенных Айзеком подушек. — Это глупо.

— Ты делаешь это для брата. Ему будет приятно, — заметила Кэтрин.

Этим она выиграла спор, но Паркер продолжала дуться и с разнесчастным видом плюхнулась на раскладушку.

— Вот и хорошо, — коротко кивнула Кэтрин. — Ложитесь спать. Уже поздно, а завтра предстоит долгий день.

— Спокойной ночи, Кэтрин, — сказала я, когда она пошла к двери.

Предсвадебный ужин страшно утомил, и я не имела ничего против того, чтобы пораньше лечь спать.

— Сладких снов, — пожелала Кэтрин нам обеим.

Промолчавшая Паркер удостоилась сердитого взгляда мамы.

— И тебе, — буркнула она.

После ухода Кэтрин я развернулась к Паркер сказать, что сделаю ей на свадьбу не слишком девчачью прическу, но наткнулась на ее хмурый взгляд. Молча собрала свои туалетные принадлежности с пижамой и пошла в ванную, давая ей время остыть. Когда я вернулась, Паркер уже выключила свет и свернулась калачиком на раскладушке.

Я долго лежала, глядя в темноту, не в состоянии уснуть. Паркер не шевелилась, но по повисшему в комнате напряжению я ощущала, что ей тоже не спится.

Через какое-то время она тяжко вздохнула.

— Я не хочу надевать платье, — раздался в темноте ее голос.

Хотелось сказать ей, что будет весело и в правильном платье любая девушка чувствует себя особенной, но она впервые открылась мне, и я не хотела все испортить.

— Почему?

— Они девчачьи.

— Но ты девочка, — заметила я, осторожно подбирая слова.

— Я — Уолтер, — заявила она, словно это что-то меняло.

— И что это значит? Что если ты живешь с парнями, то и вести себя должна как парень?

Паркер задумалась над моими словами. Я видела в темноте ее силуэт, комкающий в руках одеяло.

— Да, вроде того. То, что я одна из парней, делает меня особенной. В школе все знают: я — Паркер Уолтер, крутая девчонка с одиннадцатью братьями, играющая в контактный футбол и рыгающая громче, чем любой из моих одноклашек.

Я рассмеялась.

— А дома?

— В каком смысле?

— Ну, если ты одна из парней, то чем выделяешься среди своих братьев?

— Не знаю.

— Подумай только, Паркер, ты можешь взять лучшее от обоих полов, — сказала я, сев в постели. — Можешь смотреть спортивные матчи и играть в видеоигры, и никто не будет над тобой потешаться. Можешь надеть платье, и никто слова плохого не скажет. А что, если бы кто-то из твоих братьев захотел надеть платье? Думаешь, обошлось бы без издевок?

Она долго молчала.

— Никогда не задумывалась об этом.

— То, что ты девочка, не делает тебя слабой, Паркер. Это делает тебя особенной.

— Наверное, можно и платье надеть. Но лишь раз. И пообещай, что не будешь мне накручивать волосы.

— Обещаю, — отозвалась я. — Договорились.

Субботнее утро не прошло гладко. Поскольку жизнь с Уолтерами приучила меня к непредсказуемости, будильник я поставила не на семь, а на шесть. Я почти ждала какой-нибудь катастрофы. Однако лишнего часа оказалось недостаточно. Я услышала крик, стоя у тостера в ожидании поджаренной английской булочки.

— Кэтрин! — внеслась я в обеденную комнату. — Что случилось?

— Кексы, — проговорила она, в ужасе прижав к губам ладонь.

Кэтрин стояла у обеденного стола, закрывая мне вид на него, и я на секунду испугалась, что кексы пропали. Как парни могли сожрать двести кексов? Но потом она отступила, и я увидела выпечку.

— Я забыла их украсить.

— Ясно, — спокойно произнесла я. — У меня есть время. Где глазурь?

Кэтрин скрылась в кухне, открылась дверца холодильника.

— Так и знала, что случится что-то подобное. Даже Джорджу сказала: я что-то забыла. Но разве он будет слушать? — Мгновение спустя она вернулась со своими запасами. — Глазурь уже готова. Только половину кексов нужно покрыть бирюзовой, а половину — желтой. У меня тут несколько кондитерских мешков с разными насадками. В самом конце нужно украсить кексы посыпкой.

Сама того не сознавая, я взвалила на себя большое дело. Думала, будет легко. Ага. Просто раньше я никогда не глазировала две сотни кексов. Времени это заняло немало. Покрыв глазурью половину кексов, я глянула на часы и запаниковала. Мне нужно было еще принять душ, одеться и сделать Паркер прическу.

— Черт, черт, черт! — выругалась я. В мешке закончилась глазурь. А меня больше всего в этом деле вымораживало их заполнение — напряжная и грязная работенка.

— Ты в порядке, Джеки? — спросил кто-то.

Вскинув взгляд, я увидела Коула. С влажными после душа волосами, но уже в костюме. Опершись о стол, он поедал кекс.

— Не делай этого! — рявкнула я.

— Не делать чего? — спросил он с набитым ртом.

— Не ешь кексы! Они для свадьбы, — заорала я.

— Прости, — извинился Коул, проглотив кусок.

Он отвел взгляд, и меня тут же затопило чувство вины. Нехорошо вымещать на нем свои недовольство и нервозность. Коул же ни в чем не виноват.

— Слушай, Коул, я не хотела срываться на тебе. Просто мне нужно самой