— Ты ее любил?

— Джейн?

Уильям дернулся, а затем удивленно рассмеялся. Он потер глаза большим и указательным пальцами чтобы зрение прояснилось, и затем внимательно посмотрел на леди.

— Нет. Это тощая дылда с каскадом свисающих подбородков под первозданным подбородком, въехавшим в ее лицо. Лицо у нее скуластое, и ни один пучок волос не смеет вырваться из-под ее вуали из-за опасения понести кару. Ее челядь постоянно дрожит от страха, боясь увидеть нахмуренное лицо госпожи, а муж настолько загнан под каблук, что даже не замечает этого.

— Ты обожаешь ее?

— Да.

Рука Уильяма скользнула вокруг талии Соры, и от более тесных объятий меховая опушка на его плече защекотала лицо девушки. Чем теснее их тела прижимались друг к другу, тем больше освобождался Уильям от своего странного оцепенения, в которое он был погружен будто бы каким-то колдовским заговором.

— Я воспитывался в ее доме до тех пор, пока не задумал бежать с ее дочерью.

— Уильям! — отпрянула Сора, словно громом пораженная.

— Точнее, ее падчерицей, — поспешил заверить ее Уильям. — Леди Джейн была молодой невестой, когда я появился в доме. Лорд Невиль обучал меня военному искусству, а она обучала меня этикету.

— А разве этикет допускает побег с дочерью своего господина?

— О Боже! — прикрыл Уильям рот Соры ладонью. — Об этом не знает никто, кроме леди Джейн и меня, и мне не хотелось бы, чтобы эта история получила огласку.

— Тогда рассказывай, — пригрозила ему Сора из-под ладони. — Или я сейчас встану на скамью и закричу.

— О том, что пора проводить меня в твою спальню?

Сора поцеловала его в ладонь, лизнув языком мозоли, и Уильям отдернул руку.

— Если ты готов, то я прокричу и об этом.

— Скандалистка.

Она прильнула к губам Уильяма и нежно провела по ним своими губами.

— Если бы ты не настаивал на браке, то я бы сейчас лежала в твоей кровати.

— Твои братья меня об этом предупредили, — прошевелил губами Уильям, произнося эти слова и щекоча ее своим дыханием. — Дадли говорит…

Сора принялась целовать Уильяма в шею, и он замер в сладостном предвкушении.

— И что же Дадли? — подбодрила его Сора.

— Дадли сказал, что ты — Ева.

Устав от этого столь часто навешиваемого на нее ярлыка, Сора отодвинулась от Уильяма.

— Только не надо снова про то.

Затем, иным уже тоном, добавила:

— Только не это.

Подбадривающий свист гостей вернул ее с небес на землю; хотя она и затруднилась бы сказать, отчего она приняла беседу с тупоголовым мужиком за небеса. Наверно, это какая-то женская причуда, о которой так и не успела предупредить ее матушка.

Уильям, сидящий рядом, освободился от ее объятий подчеркнуто неторопливо.

— Не шарахайся, — предупредил он Сору с рокотом в голосе. — Пусть всем будет ясно, что мы остановились, потому что так захотели сами, а не из-за их идиотизма.

— Полегче, сынок, — поддразнил его отец. — Скоро она станет твоей. Всего лишь один день.

— Всего лишь одна ночь, — возразил Уильям с наигранной мрачностью и повернулся, чтобы взять отставленное в сторону вино.

— Прекрати взвинчивать его, Сора, — сказала леди Джейн. — Если его не покормить, он теряет над собой контроль.

— Потеря контроля грозит не только ему, — ответила Сора, нащупывая собственную чашу.

Уильям поднес к ее губам свой кубок, прошептав: «Вот он, любовь моя», и держал его, пока она пила. Когда Сора закончила пить, он наклонился к ней и под одобрительный смех зрителей слизнул терпкое красное вино с ее губ и с уголков рта.

— Твои стихи вдохновляют голубков, Николас, — поддразнил Чарльз.

Сору удивило, как дрогнула рука Уильяма под ее ладонью, и, чутко уловив его состояние, она принялась массировать эти напрягшиеся мышцы, стараясь успокоить его. Не обращая внимания на оказанную помощь, Уильям, тем не менее, тут же в достаточной мере успокоился для того, чтобы отделаться шуткой:

— Никакого вдохновения мне не надо. Мне достаточно присутствия Соры, чтобы быть на вершине счастья.

— Придумай стихотворение сам, Уильям, — произнес Николас.

Николас хотел придать своим словам игривый тон однако голос его выдал серьезный смысл сказанного.

— Пусть Сора послушает, какие ты к ней испытываешь чувства.

— Стихи у Уильяма волшебные, — похвасталась Сора. — Ему нет нужды что-то доказывать мне.

Уильям резко повернулся и уставился на невесту. — Где ты их слышала? — процедил он.

— Ты же сам говорил мне.

Она помассировала его руку снизу до плеча.

— Помнишь, в тот день у Фингр-Брук? Ты сказал, что твои стихи самые лучшие.

— Я солгал, — признался он с грубоватой прямотой. Их диалог заглушило бурное веселье гостей. Тщательно рассчитав нужный момент, Сора подождала, когда шум стихнет, а затем произнесла:

— Слава Богу. А я-то боялась, что придется вежливо выслушивать твои стихи.

Еще не остыв после хохота, гости разразились новым приступом веселья и смеялись до тех пор, пока из глаз у них не брызнули слезы, а все воспоминания о чудовищном стихотворении Николаса и о его несвоевременном посвящении испарились.

Он прижал ее лицом в стол так, что оно прилипло к шершавым доскам, и задрал юбку ей на голову. Без всяких предисловий раздвинул ее плоть и вошел в нее. Особого неудобства она не испытала — когда она рожала своих ублюдков, они и не так распирали ее, а член его не Бог весть какой большой. Не то, что у лорда Уильяма; видит Бог, когда она взглянула на тот чертополох, ей захотелось, чтобы он ее пощекотал.

И все же пренебрежительное отношение и равнодушие сеньора привело ее в ярость, и каждый раз, когда он стукался ногами о ее бедра, она шептала какое-нибудь новое проклятие в адрес той женщины. Буквально через мгновение он кончил, выскочил и вытерся о ее рабочую рубаху.

— Вставай-ка, — шлепнул он ладонью по ее ягодицам. — Пошла прочь помогать своей госпоже.

Хоиса встала и повернулась к нему.

— Она мне больше не госпожа.

— Делай, что она тебе говорит.

— Эта сука…

Он размахнулся и ударил ее с такой силой, что она отлетела к столу.

— Не смей так никогда говорить.

Он медленно опустил голову, и глаза его оказались на уровне глаз Хоисы. Взгляд его источал решимость.

— Она — леди, и ты недостойна произносить ее имени.

Приходя в себя, Хоиса уперлась кулаками в бока.