– Все будет в норме, папа, дремлите спокойно. Станем подъезжать – я вас потревожу.

– Все. Отключаюсь.

Не так уж противно все оказалось, как Гер представлял, вползая в трубу и продвигаясь по ней вовсе не ползком, но на четвереньках: для этого вполне хватало места, надо было лишь стараться, чтобы не налететь головой на какой-нибудь торчащий вентиль, а их тут было больше, чем он ожидал. Хорошо, что у Гера, как у любого полицейского, фонарь был при себе, подзаряженный, как и полагалось, не далее чем перед заступлением в патруль. Так что освещения в трубе вполне хватало. Гер продвигался, не уставая мысленно хвалить Виргу за хозяйственность и аккуратность: мало ли какая грязь могла оказаться здесь, опыт наводил именно на такие опасения – на деле же оказалось сухо и чисто, даже пыли почти не было, а это означало, что гигиеническая система включалась Виргой регулярно и даже отсюда отсасывала все, что можно было. Это привело к тому, что когда Гер добрался, без всяких потерь, до места, где труба сообщалась с ямой, настроение его не только не ухудшилось (что неизбежно случилось бы, успей он вываляться в грязи и мусоре), но, напротив, заметно поднялось, иными словами – любое дело, какое могло сейчас ему подвернуться, он стал бы выполнять с удовольствием, а значит – наилучшим образом. Гер даже чуть было не запел, как с ним случалось в минуты довольства жизнью, уже раскрыл было рот, но вовремя одернул себя: нарушать тишину ни в коем случае не следовало.

Вот и дверца. С этой стороны она не была снабжена ни ручкой, ни еще чем-либо, что помогло бы ее отворить. Однако для полицейского, кому по службе положено проникать туда, куда его впускать не желают, никакой проблемы не возникало. Без труда установив место, где внутри дверцы находился замок, Гер нащупал в служебной сумке отмычку, приложил ее к дверце, на маленьком – в пол-ладони – дисплее увидел схему запирающего механизма, включил отмыкатель – он сработал бесшумно и без задержки. Да и что удивительного: этим прибором можно было и банковский сейф вскрыть, правда, там пришлось бы повозиться подольше. Когда оба ригеля послушно выползли из гнезд, слегка толкнул пластину – и дверца послушно отворилась внутрь, в яму. Не оправдалось опасение, что яма окажется настолько захламленной, что пробраться будет невозможно; снова следовало похвалить хозяйку за чистоту. Прежде чем открыть выход, Гер выключил фонарь: свет мог выбиться наружу, если яма была накрыта не очень аккуратно, а в гараже оказался бы кто-то из «гостей»; выбрался в яму – здесь можно стало наконец разогнуться, встать почти в полный рост, – дверцу затворять не стал на случай, если придется быстро ретироваться, и застыл, весь уйдя в слух, как бы пропуская через себя содержащийся в гараже воздух, чтобы уловить и малейшее его сотрясение, а уловив – определить источник. Гер вслушивался никак не менее пяти минут и за это множество медленно текущих секунд не уловил совершенно ничего, что вызвало бы в нем ощущение тревоги. Не то чтобы вообще никаких звуков не было, но этого полицейский и не ожидал; мертвой тишины не бывает даже и в могиле, потому что над нею и вокруг жизнь все равно продолжается, а значит – звучит. Но все, что здесь долетало до слуха, легко расшифровывалось, как отголоски каких-то действий, совершаемых вне гаража: внутри дома, на улице, в трубах – водопроводных или эвакуационных, а в этом помещении никого не было, – каждая секунда все более убеждала Гера в этом, – и, следовательно, можно было, соблюдая необходимую осторожность, сдвинуть закрывающую крышку с той стороны, где были ступеньки, ровно настолько, чтобы подняться, ни за что не зацепляясь. Для этого Гер, согнувшись, поднялся на одну, другую ступеньку, на третьей остановился, снова выждал – тишина! – постепенно разогнулся, уперся спиной в крышку, медленно напрягся. Тут могло оказаться последнее препятствие – если сверху на крышке стояло и лежало что-то очень тяжелое; но этого Гер не ждал. Агрика, как известно, у Вирги не было, а чего-то другого – старой мебели, например, сваленной тут по ненадобности и неаккуратности, – и быть не могло: в последний раз Вирга обновляла обстановку почти три года тому назад, да и то по мелочам, мебель же служила и до сих пор, со временем переходя в категорию раритетов и подрастая в цене. Так что не ожидалось с этой стороны никаких препятствий. И все же…

Вот именно – и все же; сопротивление, какое крышка неожиданно оказала усилиям Гера, он объяснить себе не смог и на минуту даже прервал свою попытку: что-то все-таки было навалено сверху, достаточно увесистое; опыт помог определить: если сама крышка никак не должна была весить более двадцати, ну от силы двадцати пяти килограммов, то, судя по встреченному сопротивлению, на ней располагалось что-то, обладавшее массой в… Примерно… Ну да, никак не менее полутонны. Что такое могло оказаться в гараже, о чем Гер совершенно не знал? Нет, в хозяйстве Вирги ничего подобного не имелось, во всяком случае, память об этом молчала. Зато, подсказывал рассудок, эта группа, шайка, банда, называй как угодно, могла притащить с собою нечто (хотя бы добычу, возникшую в результате масштабного ограбления) и свалить в гараже. На миг Гер подумал даже, что это какой-то транспорт, на котором грабители прибыли, но в таком случае он непременно заметил бы следы, если даже то был агрик, он опустился бы на грунт хотя бы перед самыми воротами, а любой след Гер увидел бы, даже о том не думая, засек бы автоматически, никак не пропустил бы мимо внимания. Но, впрочем, все бывает – мог и сплоховать. Что же дальше?

Что дальше – подсказала сама обстановка. Что бы ни находилось там, наверху, но относилось оно явно к явлениям неодушевленным: то легкое сотрясение, какое испытала крышка при попытке приподнять ее и сдвинуть, не прошло бы незамеченным. Будь там человек – он отозвался бы на это даже помимо желания, совершенно непроизвольно, и это опять-таки нашло бы свое выражение в звуке, скажем – в сбое дыхания, пусть и самом легком, но все же. Значит, людей наверху как не было до сих пор, так не возникло и сейчас. И можно было – и нужно, обязательно нужно! – все-таки освободить для себя выход наверх.

На этот раз Гер изготовился уже по-настоящему. В конце концов, ему не нужно было поднять эти полтонны, и движение, какое ему предстояло выполнить, следовало направить никак не вверх, но в сторону, почти по горизонтали, с очень небольшим углом возвышения. Пластик, из которого крышка была изготовлена, достаточно скользкий, память выдала это совершенно уверенно, пол гаража – плиточный – тоже имел не такой уж большой коэффициент сцепления, поскольку рассчитан был именно на агрик, у которого колес, как известно, нет, а есть лыжи, и порой может понадобиться слегка переместить его в гараже при помощи собственной силы, а не мотора. Так что человек, а именно сам Гер, должен и без чрезмерных усилий сдвинуть крышку со всем грузом сантиметров на тридцать. С первой же серьезной попытки. Готов? Готов. Ну – раз, два, три!..

Вот то-то же. Главное – не теряться. Очень важная вещь – уверенность в себе.

Осторожно высунуть голову, будучи готовым в следующий миг рывком вобрать ее назад, как черепаха прячет в панцирь. Это – на случай, если тут все-таки… Но нет, никто не стал пытаться рывком вернуть крышку на место и таким способом оставить голову Гера без приданного ей тела. Можно медленно, беззвучно перевести дыхание. А воздух здесь посвежее, чем в яме, и уж подавно – чем в трубе. Что-то в нем есть, какой-то… нет, ароматом это не назовешь, но какой-то запах существует и помимо свойственного таким вот нежилым помещениям. Что это пахнет? Странно: ответа не возникает. Ну ладно, во всяком случае, пахнет не смертью, и на том спасибо.