Их телефоны разрывались от звонков однокашников по Фогги-Боттом.

– Мой отец будет в восторге: я – преступник, – заметил Тодд.

– Бедная моя мама! – подхватил Марк. – Оба сына прямиком направляются в кутузку.

Зола пришла в ужас от сообщения, что обоих ее партнеров арестовали. Хуже того, полиция ищет и ее, хотя она не слишком боялась, что ее выследят в Сенегале. Марк с Тоддом обосновались в Бруклине и утверждали, что держат ситуацию под контролем, но в этом она сильно сомневалась. Почти во всем, что друзья делали начиная с января, они оказались не правы, и теперь ей было трудно согласиться с их чрезмерной самоуверенностью. Она нашла статью в Интернете и прочла ее. Ее имя не упоминалось, и в списках дел, назначенных к слушанию, она себя не нашла. Ее страница в Фейсбуке была заполонена комментариями и вопросами друзей, но Зола перестала отвечать на них уже несколько недель назад.

Идине Санга не дали разрешения встретиться с Абду в тюрьме, и после двух дней ожидания тревога Золы еще больше возросла. Полиция дважды приезжала в гостиницу – проверить, на месте ли ее мать и брат, но никаких новостей не сообщила. Золу утешало то, что она со своими родными, а ее присутствие и поддержка в свою очередь вселяли надежду в них. Бо и Фанта без конца спрашивали ее о занятиях, об окончании учебы, адвокатском экзамене и тому подобном, однако ей удавалось отражать их вопросы и уводить разговоры от того бедлама, который она сама себе устроила. Если бы родные только знали! Но, конечно же, они ничего не узнают. Их нога никогда больше не ступит на американскую землю, да Зола не была уверена, что и ей самой захочется туда вернуться.

Во время полета Зола прочла дюжину статей о перенаселенности дакарских тюрем и опасных условиях, в которых содержатся заключенные. Город раскинулся по всему полуострову Зеленый мыс и представлял собой беспорядочное скопление деревень и бывших французских колониальных городков. Улицы были душными, пыльными, неухоженными, однако каждое утро оживлялись бойким автомобильным движением и толпами людей. Многие женщины носили длинные, метущие тротуар платья, сшитые из ярких тканей. А многие мужчины были в прекрасных костюмах и – с мобильниками, прижатыми к уху, и портфелями в руках – выглядели такими же деловыми, как мужчины в округе Колумбия. На забитых перекрестках лошади, тащившие тележки с фруктами и другой провизией, соперничали с блестящими внедорожниками. Но каким бы хаотичным ни выглядел город на первый взгляд, он вызывал ощущение неторопливо текущей жизни. Все, казалось, здесь знали друг друга, и мало кто куда-либо спешил. Переговаривающиеся голоса и смех наполняли его атмосферу. Отовсюду слышалась музыка, гремевшая из автомобильных стереоколонок и открытых дверей магазинов, уличные оркестры на каждом углу давали свои импровизированные концерты. На третий день пребывания в городе Зола отыскала посольство США и отметилась там в качестве туристки. Часом позже, когда она подходила к гостинице, двое полицейских остановили ее и попросили предъявить документы. Она знала, что здешняя полиция обладает широкими полномочиями проверять документы и даже задерживать людей. Под надуманным предлогом любого могли на сорок восемь часов отправить в тюрьму.

Один из полицейских немного говорил по-английски. Зола сказала, что она американка и французского не знает. Они удивились, увидев ее американский паспорт и ее (настоящие) нью-джерсийские водительские права. Поддельные она благоразумно оставила в гостинице.

После долго тянувшихся пятнадцати минут ее отпустили, вернув документы. Однако инцидент ее прилично напугал, и она решила отложить туристский осмотр города на другой день.

Ее партнеры устроились в маленьком номере дешевой гостиницы на Шермерхорн-стрит в центре Бруклина – одна спальня с раскладным диваном и маленький кухонный уголок, триста долларов в день. В магазине офисного оборудования взяли напрокат на месяц за девяносто долларов устройство, объединявшее принтер, копировальный аппарат, сканер и факс.

Надев пиджаки и галстуки, они зашли в отделение Сити-банка на Фултон-стрит и попросили вызвать менеджера по работе с клиентами. Воспользовавшись настоящими именами, водительскими правами и номерами социального обеспечения, они открыли текущий счет на юридическую консультацию «Лусеро и Фрейзер», поведав старую историю о двух однокашниках по юридической школе, которые устали от изнурительной работы в больших манхэттенских фирмах. А их маленькая консультация будет, мол, помогать реальным людям с их реальными проблемами. Адрес они позаимствовали у офисного здания в шести кварталах от банка, хотя адрес требовался только для того, чтобы напечатать его на чеках. Марк выписал чек на тысячу долларов, чтобы открыть счет, а по возвращении в гостиницу они отправили факсом в свой банк в Вашингтоне распоряжение о закрытии счета, на котором находилось почти тридцать девять тысяч, и переводе денег на их новый счет. Миз Дженни Валдес они отправили по электронной почте сообщение о том, что фирма «Апшо, Паркер и Лейн» объединилась с бруклинской фирмой «Лусеро и Фрейзер». Та прислала кучу форм, которые следовало заполнить для внесения изменений в документы, и они потратили час на эту канцелярскую работу. Миз Валдес снова попросила их прислать номера социального страхования и банковских счетов одиннадцати сотен их клиентов, присоединившихся к коллективному иску «Коэн-Катлера», и они снова отговорились тем, что якобы продолжают собирать эту информацию.

Связаться с Хиндсом Рэкли по телефону было нереально, поэтому они решили начать с одной из его юридических фирм. Информация о фирме «Рэтлиф и Косгроув» была весьма полезна: без малого четыреста сотрудников, занимающихся продажами заложенной недвижимости, восстановлением в правах собственности, просроченными задолженностями, банкротствами, сбором долгов и непогашенными студенческими ссудами. Горди называл это «сточной канавой» финансовых услуг. В их головном офисе в Бруклине трудилось сто юристов, а управляющим был Марвин Джокетти – мужчина лет шестидесяти с мясистым лицом и небезупречным резюме.

Марк отправил ему электронное письмо: