Я думал, Рикус справедливо наградит моих людей, но они сами напали на нас, едва увидев добытые на монетном дворе сокровища. Меня они, может, и застали врасплох, но только не прожжённого бретёра. Рикус в считаные секунды наделал в телах подлой троицы с десяток отверстий, несовместимых с жизнью. Высыпав на их тела горсть золота, он сказал:

– Если бы эти негодяи не попытались нанести нам удар в спину, нам с тобой всё равно пришлось бы их убить. Сам посуди, если бы мы разделили добычу, как предполагалось, эти остолопы наверняка начали бы хвалиться свалившимся на них богатством, и очень скоро привлекли бы к себе внимание и оказались в темнице. А так пусть их найдут солдаты короля и решат, что монетный двор ограбила целая банда головорезов, которые потом не смогли поделить добычу.

Мы нагрузили лошадей золотом и отправились к Ильме. В одной из неглубоких пещер припрятали сокровища, упаковав для себя несколько кожаных сумок с золотом в количестве, вполне достаточном, чтобы до конца дней вести жизнь богатых бездельников.

Мы тщательно замаскировали вход в пещеру камнями и ветками, и оставалось надеяться, что наш клад не обнаружит случайно какой-нибудь эльф. С другой стороны – что ему тут делать?! Земля около этого схрона была непригодна для земледелия, а на камнях почти не росла трава, чтобы привлечь сюда пастуха.

В Ильме мы сменили плебейских лошадок на чистокровных скакунов, приоделись, как полагается благородным господам, и спустя два дня уже направлялись в сердце империи, в столицу столиц, славный город Ренивьеду, о которой Рикус рассказывал с придыханием.

Наше путешествие к центру империи походило на сон, сказку о бедняке, ставшем принцем. Когда у тебя есть много денег и на поясе висит в ножнах клинок, а под тобой породистый скакун, неприятности, возможные и вероятные, обходят тебя стороной. Ведь никому не хочется противостоять успешным аристократам, а услужить готов каждый.

Мы ехали уже неделю, когда Рикус вдруг изумил и напугал меня неожиданным нападением.

Проснувшись среди ночи, я обнаружил, что он стоит надо мной с кинжалом в руке, и прежде, чем я успел что-то предпринять, он полоснул меня по лицу. С окровавленной физиономией я вскочил с кровати и отпрыгнул в угол, где, скорчившись от боли, выхватил кинжал.

– К чему всё и шло, да, друг? Ты рассудил, что целое сокровище лучше, чем половина, верно?

Рикус сел на свою койку и отёр кровь с клинка.

– По прибытии в Ренивьеду ты поблагодаришь меня: теперь на тебе нет клейма каторжника.

Моя рука непроизвольно потянулась к кровоточащей ране на щеке, а Рикус потянулся на кровати.

– Ты же эльфийский колдун и имперский лекарь? Если к утру не истечёшь кровью, тебе придётся придумать для столицы подходящую историю, объясняющую происхождение шрама…

В дороге Рикус поведал мне историю первого императора, покорителя степи. Для победы над кочевниками он объединил несколько королевств. Так родилась империя.

Ренивьеда превзошла всё, что я мог себе вообразить. Город был больше, грандиознее, великолепнее Ролона не только по размеру, но и по содержанию: её могучие укрепления – высокие, прочные, незыблемые – обладали способностью как сдерживать натиск армий, так и противостоять разрушительному действию времени. Когда мы оказались на многолюдных улицах, я, как последний неотёсанный олух из глубокой провинции, только и делал, что вертел головой по сторонам с разинутым от изумления ртом и вытаращенными глазами. Не будь со мной Рикуса, здешняя шваль, несомненно, оставила бы меня без кошелька, одежды и чести, не дав мне пройти и нескольких кварталов.

– Это башня Зилада, первого завоевателя, – указал Рикус на высоченную каменную твердыню возле реки.

Это сооружение выглядело способным выдержать натиск всех полчищ степняков и служило надёжным хранилищем богатств, стекавшихся из других королевств.

В центре города располагался императорский дворец. Королевский дворец в Ролоне казался лачугой по сравнению с этим образцом блеска и величия.

Поблизости от него находился храм Единого, экзотический и древний, в котором смешались языческая и современная культуры. Статуи древних богов стояли у входа, широкие арки поддерживали на своей спине мифические животные, а огромное каменное колесо, символ Единого, выложенное совсем недавно над главной аркой входа, будто тут было всегда. Появление храма Единого на обломках древнего святилища казалось вполне уместным, и, глядя на это величественное строение, было легко принять на веру убеждённость большинства местных жителей, что Бог особо любит их королевство, а потому и сделал его самым могущественным государством известного мира.

Здешний народ отличался от жителей Калиона не в меньшей степени, чем строения. Город был буквально пронизан высокомерием, и оно сквозило во всём, да и как могло быть иначе, если великолепные экипажи везли по улицам вершителей судеб народов или богатейших купцов, в руках которых сосредоточивалась половина мировой торговли. Да что там экипажи, стоило посмотреть на уличное отрепье! Тут и нищие держались горделиво. Никакой мольбы, никаких жалобных стонов, скорее требование подаяния, которое принималось, как монарх принимает подношение от подданных.

Разница между Ролоном и имперской столицей была разительной. Жители Калиона были честолюбивы, целеустремлённы, трудолюбивы, к власти и религии относились с боязнью и уважением, к семье – с почтением и привязанностью. В Ренивьеде я столкнулся с поразительным вольнодумством и непочтительностью: казалось, для здешних жителей не существует запретов. Похабные рисунки открыто продавались на улице, в двух шагах от резиденции ордена ловцов. Наши с Рикусом художества были детской забавой, если сравнивать с тем, что я увидел в столице.

– В маленьких городках и деревнях, – пояснил Рикус, – люди испытывают благоговение и страх перед императором и орденом, но большие города империи сильнее привержены материальным благам, ведь в древние времена их предки исповедовали культ плотских утех. Половине мужчин, которых ты видишь на этих улицах, довелось повоевать в чужих землях. Изысканные дамы встречаются здесь с солдатами императора, побывавшими в самых дальних уголках мира. Даже ловцы вынуждены умерять свой пыл и действовать не так рьяно, как в колониях. И, будучи уверены, что кто-то является тайным поклонником Тьмы или обращённым, исповедующим старую веру, они отнюдь не торопятся с обвинениями – кому охота, чтобы ему перерезали глотку?

– Перерезать глотку ловцу?! – переспросил я, не веря услышанному.

– Если хочешь доить корову, – продолжал Рикус, – держи коровник на запоре, чтобы никто не добрался до твоего молока. Император держит колонии под строгим контролем, ибо это дойные коровы империи. В Ролоне проживают тысячи эльфов и полукровок, чьи головы вечно склонены, а спины согнуты, ибо вместе с их державой были сокрушены их культура и образ жизни. Но город богачей не знает подобного смирения… – Рикус похлопал себя по набитому золотом карману. – Мы, бастард, прибыли сюда блистать. Наша одежда должна соответствовать облику богачей – камзолы, штаны, рубахи, плащи из лучшей шерсти, прекрасного шёлка, тончайшего полотна. Сапоги из кожи, мягче, чем ягодицы младенца, шляпы с пышными плюмажами. И конечно, шпаги. Превосходные клинки из лучшей стали, пускающие кровь легче, чем неуклюжий брадобрей. Кинжалы с эфесами, усыпанными драгоценными камнями!