Если бы Арлинг был зрячим, он уставился бы на моряка немигающим взором.

– Что ты несешь?

Откуда драганский моряк мог знать о Видящих, первых жрецах Нехебкая, на смену которым явились серкеты? Регарди решил, что ослышался, но Ганс настойчиво повторил:

– Разве ты никогда не слышал об истинных слугах бога – Видящих? Тех, кто возвращал Индигового домой, а потом указывал ему путь к людям? Серкеты болтают, что Видящие рождались среди них, но это чушь собачья. Видящие никогда не были серкетами. Проклятые жрецы убили настоящих слуг Нехебкая из зависти. Устроили на них кровавую охоту по всей Сикелии. Говорят, последний Видящий спасся от них на корабле, но они наслали шторм такой силы, что судно затонуло. Это случилось здесь, в этих водах. Нехебкай так любил своего слугу, что не позволил ему умереть. Но и живым Видящий уже не был. Теперь он бродит по дну в поисках смерти, и во время шторма можно различить его голос.

– Кто ты такой? – прокричал Арлинг. Он хотел отпустить рычаг и подойти к незнакомцу, но руки словно приросли к деревяшке. Ему хотелось задушить тщедушного человечка.

– Никто, – рассмеялся Ганс. – Лишь червь, ждущий жала смерти. Не бойся, ждать осталось недолго. Говорят, кто услышит Видящего, умрет очень скоро. Сегодня мы умрем с тобой, дружище! Твоя мечта исполнится!

«Откуда тебе знать, о чем я мечтаю?» – вскипел Арлинг, но в глубине души понимал: человечек был прав. Смерть была его заветной мечтой так давно, что он свыкся с этой мыслью, превратив ее в неотъемную часть себя. Она была, как кровь, которая с шумом прилила к голове, превратив кожу лица в раскаленный металл. Регарди казалось, что брызги волн прилипают к его щекам и тут же с шипением испаряются во мраке бури.

В следующий миг человека на другой стороне рычага помпы не стало. Деревянная перегородка за его спиной треснула, впустив в углубление шахты гигантскую волну, которая заполнила собой каждый выступ и величаво уползла обратно в море, забирая с собой расколотые в щепы доски, брус, снасти и матроса Ганса. Но она не тронула Арлинга. Регарди чувствовал, как мимо него уплывают в морскую пучину останки раненого судна, но его ноги, словно прилипли к палубе.

Он выругался и громко позвал матроса, надеясь, что тот еще держался на воде. Регарди не чувствовал его, но надеялся, что Ганс отзовется. Он мог бы кинуть ему веревку. Арлингу ответила только буря, завывая, словно койот в пустыне.

И тут Регарди услышал. Сквозь грохот волн и стон ветра прорывался тонкий, странный звук. Если бы не рассказ Ганса, Арлинг никогда бы не сравнил его с человеческим голосом, но теперь понял, что ошибиться было нельзя. Человек то ли выл, то ли плакал, удерживая одну высокую ноту, которая врезалась в мозг Регарди хирургическим скальпелем, вызывая стойкое желания зажать уши руками. Только Арлинг знал, что это не поможет.

Значит, я следующий, подумал он и вдруг ощутил такое спокойствие, какое никогда не охватывало его прежде. Регарди всегда был готов к атаке, к врагам, к смерти, но сейчас в нем будто лопнула струна, натянутая слишком давно. В следующий миг небо охнуло и разразилось таким стоном, что у него зазвенело в ушах. Грохот, потрясший судно, утопил в себе все остальные звуки. Палуба задрожала и вдруг остановилась, словно падающее в бездну тело, наконец, достигло дна и разбилось. Арлинг отчетливо представил кровь, осколки костей и ошметки плоти, разлетевшиеся в стороны.

– Рифы! – прогремел капитан, а потом соленые брызги, наполнявшие воздух вокруг Арлинга, превратились в воду. Он больше не мог дышать. Тело стало мокрым и тяжелым. Мир затих, словно его накрыли плотным одеялом, которое душило Регарди своим весом.

– Арлинг! – позвал Видящий и тронул холодными пальцами его ногу.

– Плыви наверх, глупец! – раздался голос Нехебкая, и Арлинг забился, пытаясь выпутать руки из окутавших его змей.

– У тебя есть нож, разрежь тросы! – теперь ему приказывал иман, и Регарди понял, что барахтался в тросах, которые обвивались вокруг него, не давая всплыть наверх, к бушующим волнам, к воздуху, к жизни.

– Не слушай их, – прошептал ему на ухо Видящий, крепко удерживая его за лодыжку. – Иди сюда! Я дам тебе то, что ты хочешь.

Одна рука Арлинга оказалась крепко примотанной к телу тросами, другая болталась в стороне, пытаясь найти среди канатного лабиринта путь к поясу, где был спрятан нож. Регарди с удивлением понял, что его по-прежнему тошнило. Это было невозможно, ведь он тонул.

Чье-то грузное тело стукнулось о него и поплыло дальше, увлекаемое водяные вихрями.

– Достать нож, разрезать веревки, всплыть наверх! – скомандовал мертвый капитан, и Арлинг понял, что не может не подчиниться. Видящий неожиданно отпустил Регарди и, вцепившись в капитана, потянул его вниз.

Арлинг не помнил, как вновь оказался на поверхности взбесившейся пучины. Вынырнув, он тут же затонул бы обратно, если бы его не бросило на широкую доску, в которую он вцепился с такой силой, что едва не сломал себе пальцы. Потом он перестал думать, слушать и чувствовать. Регарди превратился в дерево, в кусок обшивки корабля, проигравшего в схватке со стихией. Волны поднимали его высоко к небу, обрушивали вниз, накрывали своими телами и швыряли друг другу, забавляясь, словно с игрушкой.

Арлинг не противился им. Он вспоминал Магду, и старался не замечать зов Видящего, раздающийся из пучины.

* * *

Арлинг Регарди, мокрый, дрожащий и чувствующий себя таким слабым, словно тренировался на Огненном Круге неделю без остановок, бездумно лежал на сырых досках палубы и наслаждался тем, что мог дышать. Он не помнил, сколько времени прошло, прежде чем незнакомое судно подобрало его вместе с другими пятью матросами, выжившими после крушения. Может, день, а может, и три. В голове плескалась вода, внутри него плескалась вода, и Регарди долго кашлял в мучительной попытке втолкнуть в мокрое тело немного воздуха.

Арлинг не знал, кем были их спасители, но вели они себя поистине деликатно, если не странно. Втащив тонущих на палубу, люди сложили их вповалку у мачты и занялись своими делами. Никто не предложил им воды или сухой одежды. Впрочем, море уже было ласковым, как котенок, а палящее солнце обещало высушить их рубашки и штаны за минуты, а затем приступить к обжариванию их тел, как и положено в пустыне. Регарди готов был поклясться, что чувствовал барханы песков и завывание ветра, играющего с прибрежной волной. Они стояли где-то на рейде, а не плыли в открытом море. В Ерифрее не было песков, а значит, судно подобрало их где-то у берегов Сикелии. Моряки говорили на знакомом языке, но Регарди не мог вспомнить, откуда знал его. Они не были ни драганами, ни кучеярами, ни нарзидами, ни шибанцами и даже не керхами, хотя встретить последних в морских водах было бы действительно чудом. Керхи на дух не переносили море, считая его проклятым местом. Арлингу нестерпимо хотелось пить, его руки и ноги превратились в неподъемные бревна, но он все равно был счастлив. Сикелия не отпустила его.

– Это ж надо, чтоб так не повезло, – прокряхтел лежащий рядом матрос, шаря себя по брюкам. – Еще, черт побери, и нож потерял. Теперь только за борт остается прыгать. А у тебя случайно ножика нет?