Дым словно играл с беглецом. Наверняка он мог настигнуть его парой прыжков, но не делал этого, предпочитая упиваться страхом обезумевшего преступника. Преступником же, в волчьих глазах Дыма, был всякий, попытавшийся несанкционированно проникнуть в его вотчину. Сомневаться не приходилось – через какое-то время игра волку надоест и тогда для неосторожного чужака настанет «момент истины».

Я не мог этого допустить. Мне во что бы то ни стало нужно было допросить этого человека и выяснить, что привело его сюда и, самое главное, кто является его работодателем. Кроме того, меня очень интересовало, являлся ли беспардонный воришка тем человеком, что следил за мной в городе, когда лишь случай в виде деда Архипа позволил мне скрыться от него. Но Дым, конечно, не учтет всего этого и, без сомнения, порвет горло беглецу, превратив того в бесполезную, молчащую груду мертвой плоти.

– Дым! – закричал я что было сил. – Дым, стой! Стой, мать твою!

Я выскочил со двора и бросился вдогонку за человеком и зверем, хотя и понимал, что не успею.

– Дым! Ды-ым!!

Все напрасно. Старый волк не слышал меня, или же делал вид, что не слышит. Удивляться было не чему – я ведь не был его хозяином! Он настиг свою жертву почти у самых ворот усадьбы и повалил на липкий, немного подтаявший во время дневной оттепели, снег. Еще секунда, и он вонзит свои огромные желтые клыки в горло поверженного противника. Я в ужасе остановился, предчувствуя скорую развязку.

– Брось, Дым! – услышал я вдруг позади себя голос Аглаи, зазвеневший в морозной тишине и мгновенно достигший волчьего слуха. Несмотря на весь трагизм ситуации, я, не насытившийся еще близостью вожделенной Товарки, почувствовал, как ласково и протяжно заныла моя душа при звуке этого голоса.

Могу себе представить, сколько силы воли потребовалось Дыму, чтобы в самый последний момент отказаться от задуманного! Уже распахнув пасть и чуя перед собою теплую, богатую вкусной солоноватой кровью человеческую плоть, он вынужден был уступить властному призыву маленькой хозяйки, перед которой всегда неясно робел. Сверкнув желтыми глазами и облизнувшись, волк обиженно зарычал и убрал лапы с распростертого перед ним тела.

Вряд ли что-нибудь соображая, человек начал отползать к воротам, не сводя расширенных ужасом глаз со зверя. Оказавшись метрах в четырех от волка, он вдруг вскочил и попытался преодолеть отделяющее его от заветной калитки расстояние одним прыжком, но тут же вскрикнул и согнулся пополам, – очевидно, повреждения, нанесенные ему Дымом еще во дворе, во время первой схватки, оказались серьезнее, чем он думал. Наконец, человек вцепился слабеющей рукой в калиточное кольцо и ввалился во двор, пропав из виду. Калитка захлопнулась, оставив по эту сторону безмолвно наблюдающих за происходящим парнишку, то бишь меня, женщину и старого волка.

– Он ранен, – зачем-то констатировала очевидное Аглая.

– Н-да… Тяжело избежать царапин, схватившись с волком, особенно таким, как наш, – сделал я комплимент Дыму, которого тот не понял.

– Боюсь, царапиной это не назовешь. Посмотри, сколько крови!

Я и сам видел, что снег на тропе обильно усеян бурыми пятнами, отчетливо видными в лунном свете. Вся картина отдавала неким трагическим романтизмом, а Аглая, стоящая чуть поодаль с голыми, торчащими из огромных отцовских катанок ногами, и вовсе казалась сказочной феей, готовой вот-вот исчезнуть. Окоченевшими пальцами стягивала она на груди маленький полушубок Киры Прокловны, и вся ее фигурка казалась настолько хрупкой и незащищенной, что хотелось немедленно поучаствовать в ее судьбе.

Для неудачливого вора, нырнувшего только что под крылышко сумасшедшей бабки Зинаиды, товарка Алеянц и в самом деле по праву являлась феей, спасшей его никчемную жизнь. Хотя, судя по количеству крови на снегу, появление Аглаи смогло лишь оттянуть его печальный конец. Дым, должно быть, выхватил добрый кусок плоти из его бока, и это повреждение вполне могло оказаться смертельным.

– Как бы там ни было, – изрек я, подумав, – а мы должны с ним встретиться. И не откладывая, поскольку, если он умрет или впадет в бессознательное состояние, мы никогда не узнаем ответа на наши вопросы. Эх, был бы твой отец здесь!

– А ты знаешь, – с горькой усмешкой откликнулась Аглая, – мой отец действительно здесь…

– Прости?

– Мои приемные родители думают, что Илья Гудик лишил тогда жизни всю семью моего отца, в желании завладеть его имуществом, а я осталась жива лишь благодаря моей внезапной болезни и… заботам мертвых жителей Улюка.

– О Господи! Час от часу не легче! Ты уверена в этом?

– Папа… Яков так считает, а уж он-то почти никогда не ошибается! Да и то, что говорила безумная Зинаида в огороде своему постояльцу, подтверждает эту версию. Оказывается, мой почивший папаша все еще охраняет свое добро!«Загрызет», сказала бабка…

– И почему же никто ничего не предпринимает? Если это – правда, то ее легко доказать!

– Время докажет… Оно же и покарает виновных. Кстати, сам Илья, сдается мне, уже поплатился за свою преступную жадность, хотя может ли какое-либо земное наказание быть достаточным, если он и вправду совершил все эти преступления?

Заметив, что мы углубляемся в дебри философии, вместо того чтобы действовать, я предложил товарке Алеянц немедля ворваться в страшную обитель вдовы и разнести там все ко всем чертям.

– Этот скот все расскажет мне! Все! Не я буду, если не добьюсь от него правды! Дыма вон с собой возьмем на всякий случай, – вор уже знаком с ним и вряд ли его прельстит перспектива вновь оказаться в волчьих зубах!

– Нет, так не пойдет, – сказала Аглая, поеживаясь и потирая одну о другую озябшие коленки.

– Почему?

– Я голая. Давай-ка вернемся домой, оденемся и станем думать, как поступить. Поспешные решения обычно ни к чему хорошему не приводят.

– Да как ты не понимаешь, что этот хмырь может умереть или скрыться? – взорвался я, раздраженный неуверенностью и очевидной безалаберностью моей зазнобы. – Мы должны немедленно потолковать с ним, это наш единственный шанс докопаться до истины! Если мы сейчас же этого не сделаем, может быть поздно! Идем!

Я решительно направился к воротам гудиковской усадьбы. Сказать по правде, я надеялся, что поступком этим сподвигну Аглаю следовать за мной, и некоторое время даже усиленно прислушивался, ожидая услышать позади себя снежное чавканье ее шагов. Однако я, видимо, переоценил притягивающую силу моего обаяния, так как женщина вовсе не была послушной моим спонтанным решениям, но, напротив, начала удаляться в противоположную сторону.

«Черт с ней! – решил я, озлобившись, – если эта избалованная судьбой и мужем-красным проходимцем цаца хочет бросить меня в такой ситуации – то не о чем и жалеть!»

Однако горечь обиды лишь нарастала, – ведь я и вправду поверил было ей! Поверил ее мягким, теплым рукам, ласковому, с грустинкой, взгляду и горячему дыханию, паяльной лампой жгущему мою шею. Поверил в невозможное – в то, что растерявшая остатки чувственности и, – да что там говорить! – совести жена высокопоставленного партийца и впрямь способна на отклик моему захлебывающемуся влюбленностью сердцу…