Кэм кивнул и продолжил рассказ.

– Мы сделали вид, будто женаты, и старались избегать тех мест, где могли встретить знакомых.

– Но что же случилось потом? – осведомился Джозеф.

– Потом корабль потерпел крушение, полагаю… – пробормотал Ричард. – О Господи, Кэм! Сама судьба протянула тебе руку.

– На пальце Пен была моя печатка. Люди, вытащившие нас из воды, сочли, что мы женаты. Так что сохранить эту историю в тайне не удалось.

– Стало быть, безудержная страсть здесь не при чем? И не было никакого венчания в итальянской часовне? – спросил Джозеф.

– Нет, ничего этого не было, – ответил Кэмден.

Джозеф усмехнулся и проговорил:

– Тогда неудивительно, что ты не пригласил нас на свадьбу. Должен признаться, меня это… задело. – Он помолчал. – Я уж начал опасаться, что ты принял слишком близко к сердцу нашу последнюю беседу.

Кэм невесело рассмеялся.

– Я готов был послать вас к дьяволу вместе с вашими опрометчивыми заявлениями. И все же я был не настолько зол, чтобы не пригласить вас на свадьбу. Просто так сложились обстоятельства.

– Приятно это слышать, – без тени иронии произнес Джозеф. – Ибо в моей жизни не так много людей, которым я доверяю.

Охватившее Кэмдена негодование разом улетучилось. Как и ревность. Ведь для Джозефа существовала одна-единственная женщина, и это была вовсе не Пенелопа Торн.

– Тобой руководят благие намерения и характерное желание распоряжаться всеми и вся, – с усмешкой заметил Кэм.

– Кто бы говорил!.. – Ричард рассмеялся и опустошил свой бокал. – В последнее время жизнь полна приключений, мой друг.

– Да уж… – Кэм допил свой бренди.

Ричард был его старым другом. Как и Джозеф. И Кэмден испытывал огромное облегчение от того, что недавняя ссора ничуть не ослабила узы, связывавшие их еще с Итона.

Вернувшись после бала в Ротермер-Хаус, Пен задержалась в холле в ожидании, когда слуга возьмет ее плащ. Кэм оглянулся на жену с порога библиотеки, а та невольно залюбовалась им. Она всегда знала, что красота мужа неизменно приковывала женские взгляды, но сегодня блеск его зеленых глаз и пляшущие в темных волосах отсветы люстр заставляли ее сердце болезненно сжиматься. На какое-то мгновение Пен снова превратилась в невинную девочку, сгоравшую от любви к Кэмдену Ротермеру. Ей вдруг снова вспомнилась прошлая ночь, и тотчас же по телу Пенелопы прокатилась сладостная дрожь предвкушения. Днем их противостояние прекратилось, а сейчас пристальный взгляд Кэмдена свидетельствовал о том, что он тоже думал о постельных удовольствиях.

Ресницы Пен дрогнули, и она прикрыла глаза. Но не от робости или смущения, а из-за чувства вины. Ведь этим вечером в дамской комнате она передала Софи записку от Гарри, содержание которой делало ее, Пен, заговорщицей вопреки воле мужа.

Обрамлявшие холл мраморные статуи смотрели на нее неодобрительно. Ох, эти холодные белые римляне! Надменными выражениями лиц они очень напоминали Кэмдена.

– Что-то еще, ваша светлость? – спросил слуга.

– Благодарю вас, Томас, – ответил Кэм. – Мы с ее светлостью выпьем бренди в библиотеке, прежде чем подняться наверх. Можете идти спать.

– Доброй ночи, ваша светлость. – Молодой человек с поклоном удалился.

Немного удивленная, Пен снова взглянула на мужа.

– Но леди не пьют бренди.

– Ты пьешь. – Кэм немного помолчал. – Во всяком случае, раньше пила.

– Тогда я не была герцогиней.

Кэмден пожал плечами и с некоторым раздражением сказал:

– Пен, если хочешь выпить бренди, то выпей, черт возьми.

По пути домой Пенелопа раздумывала о том, не рассердила ли она мужа. Он почти все время молчал и совсем до нее не дотрагивался. Эта его колючая отстраненность очень ее огорчала.

Тихонько вздохнув, Пенелопа проговорила:

– Я не понимаю тебя, Кэм…

Кэмден уперся рукой в дверной косяк.

– Подозреваю, что это правда, Пен. К сожалению.

– Ты ведь всю жизнь пытался возместить ущерб, причиненный твоими родителями. И все же ты побуждаешь меня выйти из повиновения.

– Поступки моих родителей были лишены благородства. – Губы Кэмдена изогнулись в улыбке. – А ты – самый благородный человек из тех, что мне когда-либо встречались.

Пораженная подобным комплиментом, Пен уставилась на мужа приоткрыв рот. Когда же, наконец, пришла в себя, тихо пробормотала:

– Благодарю, Кэм…

Он отошел в сторону, пропуская жену в комнату. Остановившись в центре библиотеки, Пен осмотрелась. Это была территория мужа. Повсюду кожа и блестящее темное дерево. Она обвела взглядом ряды книг в кожаных переплетах, а также картины на стенах. Ее внимание сосредоточилось на величественном полотне Тициана, о котором Кэм упоминал прошлой ночью. Венера и Марс… По лицу Марса было видно, что он ослеплен любовью. Счастливица Венера!

– Знаешь, вчера я пошутила, но теперь вижу, что эта картина и впрямь будет прекрасно смотреться в моей спальне.

Дверь у нее за спиной захлопнулась со зловещим стуком, и она приготовилась выслушивать отповедь, касающуюся нарушения какого-то неписанного правила, установленного обществом. Жизнь в Италии была куда проще…

– К черту Тициана, – пробормотал Кэмден. В следующее мгновение, шагнув к жене, он впился в ее губы поцелуем.

Ошеломленная таким поворотом событий, Пен замерла в объятиях мужа. Когда же Кэм отстранился и взглянул на нее, в глазах его было отчаяние. А от тела его исходил нестерпимый жар.

«О, какая же я глупая!» – мысленно воскликнула Пенелопа. Теперь ей стало понятно, почему Кэм так странно вел себя в экипаже. Ее охватило чувство облегчения. Выходит, Кэмден вовсе не злился на нее. Просто он очень ее хотел. Судя по выражению его лица, безумно хотел.

– Кэм, что ты… – Пенелопа умолкла, так как в этот момент муж схватил ее за плечи и силой прижал к книжной полке.

– Не останавливай меня, Пен. Ради всего святого, не останавливай, – проговорил он вполголоса. Дыхание с шумом вырывалось из его груди – как если бы он долгое время поднимался в гору.

– Кэм, но я не…

– Я весь вечер сгорал от желания. – Голос Кэмдена звучал тихо и хрипло. – Тебе просто повезло, что я не уволок тебя в сад Мэтлока и не взял прямо под кустом ракитника.

Пен невольно рассмеялась.

– О, это была бы сенсация!

Однако Кэмдену было не до смеха. Судорожно сглотнув, он продолжал:

– Весь день я старался держать себя в руках, а сейчас… Увидев тебя, величественную и блистающую точно королева, принадлежащую только мне… Ох, ни одному смертному не под силу вынести такое.