— Хочется посмотреть, как у тебя получится.

— Правда? — тихим, ровным, еле слышным голосом спросилДжордж.

И вот тут Брайану Липпи открылась истина. Даже две.

Во-первых, Джордж мог это сделать. Во-вторых, в определенномсмысле, хотел. И Сандра Маккракен все это увидела бы. Негоже позволять своейсучке видеть, как на тебя надевают наручники. Достаточно того, что она увидела,как тебя арестовывают.

— Тебе придется иметь дело с моим адвокатом, — пробурчалБрайан Липпи и залез на заднее сиденье.

Джордж захлопнул дверцу и повернулся ко мне.

— Нам придется иметь дело с его адвокатом.

— Кошмар, — ответил я.

Женщина чем-то ткнула мне в руку. Я повернулся и увидел, чтоэто уголок закатанного в пластик водительского удостоверения.

— Вот. — Она смотрела на меня. А мгновением позже склониласьнад сумочкой, чтобы на этот раз достать из нее пару бумажных салфеток. Но мнехватило времени, чтобы решить, что она трезвая. С мертвой душой, но трезвая.

— Патрульный Джейкобю, водитель утверждает, чторегистрационный талон в кабине пикапа.

— Да, он у меня.

Мы с Джорджем встретились у заднего бампера пикапа с этимиидиотскими наклейками «Я ДЕЛАЮ ТО, ЧТО ШЕПЧУТ МНЕ ТИХИЕ ГОЛОСА» и «Я ЕМАМИШЕЙ», и я протянул ему регистрационный талон.

— Она подтвердит? — шепотом спросил он.

— Нет.

— Уверен?

— Более чем.

—  — Попытайся, — и Джордж вернулся к патрульной машине. Мойшкольный «приятель» начал орать на него, как только Джордж всунулся в окноводительской дверцы, чтобы взять микрофон. Джордж его проигнорировал, натянулшнур на полную длину — что разговаривать, стоя на солнце. — База, это Шестой,как слышите?

Я подошел к открытой дверце кабины пикапа. Женщина затушилаокурок в переполненной пепельнице, закурила новую сигарету. Рука с ней вновьзаходила вверх-вниз. Из-под упавших на лицо волос вырывались клубы дыма.

— Мисс Маккракен, мы собираемся отвезти мистера Липпи врасположение части, патрульного взвода Д, на холме. Мы бы хотели, чтобы вы тожепоехали туда.

Она покачала головой и пустила в ход бумажную салфетку.Наклонялась к ней, вместо того чтобы поднести к лицу, отчего завеса волосстановилась плотнее. Рука с сигаретой теперь лежала на колене, от нееподнималась струйка дыма.

— Мы бы хотели, чтобы вы тоже поехали, мисс Маккракен. — Яговорил как можно мягче, стараясь дать понять, что разговор этот останетсямежду нами. Следуя рекомендациям психиатров и специалистов по семейной терапии,но что они понимают? Я ненавижу этих сволочей, и это чистая правда. Они —типичные представители среднего класса, от них пахнет лаком для волос идезодорантом, и они твердят нам о рукоприкладстве в семьях и заниженнойсамооценке, хотя сами понятия не имеют о таких местах, как округ Лассбург,вышедший в тираж, когда закончился уголь, а потом повторивший этот маневр,когда сталь начали закупать в Японии и Китае. Разве такая женщина, как СандраМаккракен, хоть раз в жизни сталкивалась с душевной теплотой, заботой,просьбой, не сопровождаемой угрозой? Может, в далеком детстве, но не впоследнее время.

Вот если бы я схватил ее за волосы, развернул к себе, чтобыона смотрела мне в глаза, и закричал: "ТЫ ПОЕДЕШЬ!

ТЫ ПОЕДЕШЬ И НАПИШЕШЬ ЖАЛОБУ, ОБВИНИВ ЕГО В НАНЕСЕНИИТЕЛЕСНЫХ ПОВРЕЖДЕНИЙ! ТЫ ПОЕДЕШЬ, ЧЕРТОВА ИЗБИТАЯ СУЧКА! ПАРШИВАЯ ДАВАЛКА! ВОТКТО ТЫ! ГРЕБАНАЯ ПОТАСКУХА!" результат мог бы быть иным. Могло сработать.С ними надо говорить на их языке. Но психиатры и знатоки семейных отношений нехотят об этом и слышать. Не хотят верить, что есть язык, отличный от того, накотором говорят они.

Она опять покачала головой. Не посмотрев на меня. Курила ине смотрела на меня.

— Мы бы хотели, чтобы вы поехали туда и подписали протокол,в котором будет указано, что мистер Липпи вас избил. Вы должны это сделать,знаете ли. Мы, мой напарник и я, это видели, мы ехали следом за вами.

— Я ничего не должна, — ответила она, — и вы меня незаставите. — Она по-прежнему укрывалась за грязными темными волосами, ноговорила тем не менее твердо и уверенно. Знала, что мы не можем заставить еевыдвинуть обвинение, потому что не раз попадала в подобную ситуацию.

— И как долго вы собираетесь это терпеть? — спросил я.

Нет ответа. Голова опущена. Лицо спрятано. Так, должно быть,она опускала голову и прятала лицо в двенадцать лет, когда учительница задавалаей трудный вопрос или когда другие девчонки смеялись над ней, потому что грудьу нее начала расти раньше, чем у них, и она этого стыдилась. Для этого девочкии отращивали волосы, чтобы прятаться за ними. Но эти знания не добавляли мнетерпения. Наоборот. Потому что в этом мире человек должен уметь постоять засебя. Особенно если заступиться за тебя некому.

— Сандра.

Она чуть передернула плечами, когда я назвал ее по имени, ане по фамилии. Не больше того. Господи, как же они меня злили. Так легкосдавались. Словно птички, которые не могли подняться в воздух.

— Сандра, посмотри на меня.

Она не хотела, но я знал, что посмотрит. Привыкла делать,что говорили мужчины. По жизни теперь делала только то, что говорили еймужчины.

— Поверни голову и посмотри на меня.

Голову она повернула, но продолжала смотреть под ноги.

Большую часть крови стереть с лица ей не удалось. Лицо мнепонравилось. Симпатичное. И не выглядела она такой дурой, как можно былоподумать, глядя на ее поведение.

Но, видать, ей хотелось быть дурой.

— Я бы хотела поехать домой. — Голос маленького ребенка. — Уменя кровотечение, и мне надо умыться и переодеться.

— Да, я вижу. А что случилось? Ударилась об дверь?

Готов спорить, так и было.

— Совершенно верно. Об дверь. — В ее лице не читалосьвоинственности. Она не собиралась есть амишей, как ее бой-френд. Просто ждала,когда все закончится. Придорожная болтовня — не реальная жизнь. Получать поморде — вот это реальная жизнь. Заглатывать сопли, кровь и слезы, словно сиропот кашля, — вот это реальная жизнь. — Я шла по коридору в туалет, а Брай, я незнала, что он там, как раз выходил, вот и ударил меня дверью…

— И долго это будет продолжаться, Сандра?

— Продолжаться что?