То, что миллионы людей считают самым важным событием в мировой истории, у ведущего историка имперского периода заслуживает лишь краткого упоминания. Тацит, писавший свои «Анналы» ок. 116 года н. э., замечает относительно распятия Иисуса:

За три или четыре года до этого наместник Вифинии и Понта и личный друг императора Траяна Плиний Младший имел лишь очень смутное представление о том, кем были христиане. То, что ему рассказывали об их религиозных практиках, не сильно отличалось от богослужений других религиозных групп: они собирались в определенные вечера, пели гимны, клялись вести себя в соответствии со своей моралью и участвовали в простом застолье. Ни Плиний, ни Тацит и предположить не могли бы, что единственным событием за 150 лет от победы Октавиана до их времени, которое будут ежегодно отмечать 2000 лет спустя по всему миру, станут рождение и страсти Христовы, произошедшие в маленькой, но беспокойной провинции на Римском Востоке.

За пять лет до даты, которую указывают обычно историки христианства, федерация греков провинции Азия издала декрет в честь Октавиана, с 27 года до н. э. известного под новым именем Августа. Декрет устанавливал день рождения Августа, 23 сентября, днем нового года:

Для большей части населения Римского Востока главным действующим лицом общественной жизни в столетия, последовавшие за победой Октавиана при Акции, был римский император, земной бог, смертный, но своей властью сравнимый с вечноживущими. Его власть была экуменической, то есть простиралась надо всей обитаемой сушей (ойкуменой) или, по крайней мере, над той ее частью, что чего-то стоила. Одним из почетных титулов, адресованных Октавиану Августу, был титул «смотрителя за землей и за морем». Такой же титул давался ранее Помпею, но в случае Августа он имел осязаемое значение. Август был единоличным правителем Римской империи, раскинувшейся от Иберийского полуострова и галльских провинций (современные Франция, Бельгия, Люксембург и часть Германии) до Евфрата, включавшей всю Европу к югу от Дуная, кроме союзного Фракийского царства в современной Болгарии, почти все североафриканское побережье от Алжира до Красного моря со всей Киренаикой и Египтом, большую часть Малой Азии, Сирии и прибрежных районов Черного моря (см. карту 7). В 9 году н. э. Германия севернее Рейна была утрачена, но Август прибавил к своим владениям земли зависимых царств — Галатии в 25 году до н. э. и (частично) Иудеи — в 4 г. до н. э. Его преемники присоединили новые провинции.

В своей «Энеиде» Вергилий вспоминает пророчество о том, что Юпитер пошлет римлянам безграничную власть: imperium sine fine. В Эфесе в одном роскошном доме, в котором жили с I до середины III века н. э., кто-то написал на стене восклицание, вероятно, слышанное на улицах города: «Рим, всеобщий властелин, власть твоя никогда не сгинет!» Благодаря книге, известной как «Откровение» и составленной на маленьком греческом острове Патмосе всего за два десятилетия до того, как Римская империя достигла максимального размаха, мы знаем, что в ней существовали группы, надеявшиеся на иное — на гибель земного царства и приход небесного. В одном из видений автора ангел показывает ему Рим в образе блудницы, сидящей на семиглавом звере, покрытом «именами богохульными» — титулами императоров:

История греческого мира при Августе и десяти следующих императорах — это не просто история великих событий, за которыми греки наблюдали в качестве зрителей. Это также история коллективных чувств, которые варьировались от надежды на мир и процветание в этом мире до мечты о пришествии божественного спасителя; это история противостояния господствующей имперской идеологии и тех, кто бросил ей вызов; это микроистория местных общин, пытающихся сохранить чувство самосознания и самоопределение в новом мире; и это история постоянной реорганизации провинций и зависимых государств и переопределения имперских границ.

Большинство войн, которые вели римские императоры от Августа до Адриана, не затрагивали напрямую жизнь людей в Греции, Малой Азии и Египте. По сравнению с этими важнейшими событиями на территории греческого мира не происходило ничего столь же значимого. Грекоязычное население Востока чувствовало причастность к основным военным предприятиям, лишь когда наблюдало за римскими легионами, идущими на войну куда-то за пределы известного ему мира.

То обстоятельство, что события военной истории редко происходили в Греции, стало благословением для региона, который лишь понемногу восстанавливался после опустошительных войн II–I веков до н. э. Многие греки согласились бы со справедливостью современной концепции Pax Romana («Римского мира»), прообразы которой можно встретить в древних текстах, особенно сравнив крайне редкие тяготы войны с непрерывным непомерным насилием десятилетий, предшествовавших сражению у Акция. Филипп Пергамский — греческий историк, известный лишь по надписи на постаменте своей статуи — во введении к своему труду, составленному примерно во времена Августа, поместил слова, прямо отсылающие к ужасам войны во всей ойкумене: