больше переходил на повелительный тон. Он не скрывал своей неприязни к России. Так, принципиальный генерал Э. К. Гермониус[711], близко контактировавший с Кейнсом, писал в одной из своих телеграмм в Петроград: «Мильнер[712] служит лишь ширмой, которой прикрываются неответственные деятели, враждебные нашим интересам, во главе которых находится известный в Петрограде многим бывшим в Лондоне чиновник Министерства финансов Кейнс [выделено мною. — С. Т.], ведающий кредитами по иностранным заказам и состоявший секретарем комиссии Мильнера»[713]. Однако и генерал Гермониус, и его помощник полковник Н. Т. Беляев (входил также в состав Англо-Русского комитета по снабжению), при всей своей настойчивости, мало что могли сделать, поскольку английские министры смотрели на них исключительно как на экспертов. При этом союзники, требуя и в итоге добиваясь отправки золота, всячески тормозили выполнение русских военных заказов, а уже произведенное вооружение и боеприпасы практически не отгружались в Россию, накапливаясь в портах якобы по причине нехватки морских транспортов.

Кейнс, который стоял «во главе партии враждебных», не только постоянно давил на Ермолаева, но и определенно создавал атмосферу ажиотажа вокруг этого вопроса, ибо в Англии уже не сомневались в неустойчивости монархии в России, и главной задачей всех структур было стремление успеть урвать как можно большую часть золота, еще остававшегося в распоряжении Государственного банка Российской империи. «Слышали ли Вы уже что-нибудь от российских властей касательно следующей партии, предназначенной для отправки в Канаду через Владивосток? — запрашивал Канлифф Роберта Чэлмерса из Казначейства. — Осмеливаюсь напомнить Вам об этом, ибо с момента начала переговоров и до прибытия золота в Оттаву всегда проходит много времени»[714].

Но это «осмеливаюсь напомнить» в подобном контексте скорее звучит как «давай, пошевеливайся». Лорд Канлифф все отчетливее сознавал, что идет откровенное ограбление России, и в психологическом плане подхода настоящего банкира к пониманию «выгодной для него сделки» ему было некомфортно в этом участвовать. Правда, он и от золота не отказывался, но все же предпочитал загребать жар другими руками, казначейскими. Извечное противостояние министерств финансов и центральных банков — оно никуда не делось и сегодня. И мне не раз приходилось слышать на закрытых заседаниях в Международном банке расчетов от глав банков разных стран: «Ну, здесь в своем кругу, вдали от министра финансов, мы можем…» А далее следовали разные высказывания, но их общий смысл всегда сводился к одному: министры хотят тратить, думая только о политике и ближайших выборах, но не о последствиях этого пира. А управляющие — сберегать и накапливать. И здесь приходится хитрить и припрятывать. И МБР — это то единственное место, где банкиры могут позволить себе в кругу единомышленников, вдали от прессы и телекамер осторожно посетовать на авантюризм и недальновидность своих правительств, точно зная, что их поймут, посочувствуют и не предадут. К сожалению, многие из управляющих, заняв кресло министра финансов, совершенно забывают о той осторожности и предусмотрительности, которой они еще вчера требовали от своих оппонентов в правительстве. Положение обязывает.

Не могу точно сказать, затрагивался ли каким-либо образом этот вопрос на встрече 19 октября 1916 г. британского посла Бьюкенена с российским императором в его ставке, но дипломат уж точно заверял Николая II в вечной благодарности русской армии со стороны союзников, вручая ему от имени Георга V или Джорджи, как по-родственному пометил царь, одну из высших наград королевства — орден Бани для военных[715].

Сам же Кейнс через несколько лет по итогам своего посещения уже СССР напишет: «Чрезвычайно трудно судить о России с позиций здравого смысла. Но, даже будучи здравомыслящим, как составить верное впечатление о столь незнакомой, переменчивой и противоречивой стране, о которой в Англии ни у кого нет подобающих знаний и жизненного ответа?»[716] Как видим, для британцев ничего не поменялось. Им что царская Россия, что советская — всего лишь территория, на которой есть богатства, им не принадлежащие. И это глубокая несправедливость, которую и Кейнс, и Ллойд-Джордж, и Канлифф всеми силами пытались исправить.

Следует признать, что на сей раз решение об обращении к японцам за содействием далось британцам нелегко. Однако неспособность Адмиралтейства гарантировать доставку золота привела к тому, что в Банке Англии пришли в полное замешательство, получив 13 ноября 1916 г. срочную телеграмму за № 1689 из Петрограда от директора Особенной канцелярии по кредитной части Замена: «Принимаем меры для отправки золота двумя партиями, примерно равного объема. Первая партия несколько больше, чем на сумму 10 миллионов фунтов стерлингов, должна прибыть во Владивосток через 2–3 недели, а вторая через 3–4 недели»[717].

Эта не ко времени поступившая информация, которая в другой ситуации привела бы англичан в восторг, вызвала в Банке Англии такое смятение, что там даже были вынуждены обратился к Ермолаеву с просьбой передать в Министерство финансов России пожелание повременить, «чтобы золото не покидало Петроград, пока этот вопрос не решится»[718].

В Банке Англии не видели иного выхода, как вновь идти на поклон к японцам. Однако надеялись, что правительство Японии не будет претендовать на получение части данной партии золота.

22 ноября 1916 г. буквально только что назначенный главой внешнеполитического ведомства после десяти лет работы в России Итиро Мотоно проинформировал морского министра о просьбе английской стороны насчет очередной перевозки золота на японских кораблях из Владивостока в Канаду. Во главе всей внешней политики Японии встал человек, как никто другой представляющий реальное положение дел в России.

Письмо С. П. Ермолаева в Банк Англии. 28 ноября 1916. [Bank of England Archive. Russian Gold to Ottawa via Vladivostok]

28 ноября 1916 г. Ермолаев известил главного кассира Банка Англии Дж. Г. Нэйрна об отправке из Петрограда первой партии золота на сумму в 10,615 млн фунтов стерлингов, которая должна прибыть во Владивосток 3 декабря. И — о, огорчение: отход эшелона из Петрограда со второй партией золота отложить не удалось. Ожидается, что она прибудет во Владивосток 8 декабря. Его крайне беспокоит, что нет конкретной информации касательно точной даты прибытия японских кораблей во Владивосток[719].

30 ноября 1916 г. Мори в телеграмме из Лондона на имя министра финансов Японии уточнил, что англичане просят перевезти золота на 20 млн ф. ст., первая партия на 10 млн ф. ст. прибудет во Владивосток к 4 декабря 1916 г., а вторая на такую же сумму к 11 декабря 1916 г. При этом англичане высказали пожелание, чтобы для перевозки были выделены четыре корабля.

1 декабря 1916 г. С. Ермолаев еще раз настоятельно попросил Банк Англии срочно уточнить даты захода японских крейсеров во Владивосток, поскольку, согласно срочной телеграмме Замена, эшелон с