– Кабал! – прорычал Марша́л, поднимаясь. Он широко расставил ноги, чтобы удержаться на раскачивающейся палубе. – Вы – сумасшедший! Вы всех нас убьете!

Он оглянулся и заметил, что Кабал спрятался за диваном. Укрытие было так себе, поэтому Марша́л прицелился и выстрелил – тяжелый патрон прошел насквозь. Но из-за качки прицел сбился, и пуля попала в салфетку с надписью «Миркаэро», лежащую на спинке дивана.

– У вас осталось две пули, – крикнул Кабал. – Вот одна из многих причин, почему вы бы стали плохим правителем, Марша́л, – вы скверно распоряжаетесь ресурсами. А еще у вас очень плохо развита интуиция.

– Да? И как же я должен был догадаться, что вы настолько ненормальный, что пойдете на такое?

– Я не о том, – заявил Кабал с пренебрежением. – Я вот об этом.

Он резко выглянул из укрытия. Марша́л едва успел заметить пистолет в руке Кабала, когда тот выстрелил. Графа, как и Кабала прежде, спасло лишь то, что палуба накренилась. Пуля ушла выше и проделала дыру в окне на корме. Граф пригнулся и поспешил спрятаться.

– Думаете, в Париле, которая смотрит на Миркарвию как на стаю бешеных псов, не найдется оружия? – бросил Кабал вслед удирающему аристократу.

Он взвесил в руке пистолет. Мужчина за прилавком посмотрел на него с удивлением, когда он спросил, есть ли у них револьвер Уэбли 577-го калибра. Когда его не оказалось, Кабалу пришлось довольствоваться сенцианским, правда, он несколько подобрел, сумев найти оружие нестандартного калибра – 10.35 мм. Обычно ему нравилась упорядоченность, но водился за ним тайный грешок – десятичные дроби всегда доставляли ему извращенное удовольствие.

– Корабль падает, а вы двое решили устроить перестрелку? – крикнул герр Роборовски. – Вы оба ненормальные!

– Сэр, сейчас не лучшее время для этого, – согласилась фройляйн Сатунин, мрачно цепляясь за ковер. Позади нее через задние окна можно было видеть землю, когда корма накренялась вниз.

– Заткнитесь! – бросил Марша́л из того конца бара, который находился максимально далеко от Кабала. Его черные волосы растрепались, он не мог себя сдерживать. – Сатунин! Вы профессиональная убийца! Достаньте его!

– Сэр, – настойчиво произнесла она. – У него пистолет, а у меня только нож. Он в укрытии, я нет. И вы только что при нем сказали, чего именно от меня ждете. Тактически очень плохое решение, сэр!

– Да плевать я хотел на тактику! Идиотка! Убей его и все!

– Вы меня не слышите! – прервал их Роборовски довольно эмоционально. – Мы все в ужасной опасности!

– Прекрасная попытка, сэр, – обратился к нему Кабал из своего довольно комфортного укрытия позади дивана. Он радовался тому, что этот предмет мебели привинтили к полу, иначе пришлось бы бегать за ним по всему салону. – Но направляющие обеспечивают только движение вперед. До тех пор, пока вращаются гироскопические левитаторы, мы не разобьемся. Просто уйдем в дрифт. В скором времени сенцианские воздушные силы, которые преследуют меня за кражу энтомоптера, найдут нас.

– О, боже! – воскликнула мисс Бэрроу, отчего Кабала вдруг охватило предчувствие, что он мог просчитаться. – Кабал, направляющие – главный источник энергии корабля! Вы что, не знали? Это было в брошюре!

Кабал дернулся.

– Брошюре?

– Той, где описывается корабль! Нам выдали ее с путевыми документами и маршрутом!

Кабал вспомнил оригами-лебедя и сглотнул.

– Не такой ты и легендарный, а, Кабал! – Марша́л засмеялся лающим кашляющим смехом, в котором не чувствовалось веселья.

– Она права! – Герр Роборовски висел на ножке стола, цепляясь за жизнь, – палуба внезапно ушла у него из-под ног. – Две уничтожены, левитаторам едва хватит энергии для работы! Мы должны приземлиться! Немедленно, пока у нас еще есть возможность!

Его речь прервал жуткий скрип, от которого содрогнулся и завибрировал весь корпус. Вибрация прошла по их телам, всполошив сердца в груди. Роборовски выругался на миркарвианском диалекте, его следующие слова прозвучали как отчаянная мольба: – Остов судна. Он не создан для такой тряски! Если мы в скором времени не сядем, корабль сломается пополам!

Но под ними тянулись лишь лес и крутые холмы.

Иоганн Кабал, как бы сильно его самого не печалил сей факт, был всего-навсего человеком, а ошибаться – в природе людей. Однако в выбранной им профессии любая ошибка могла привести к линчеванию, сожжению или тому, что тебя сожрут. Кабал старался не совершать крупных промахов – опаленная бровь или свихнувшийся бес с мясницким топором были максимумом, что он себе позволял. Однако то, что он забыл про связь между эфирными направляющими и гироскопическими левитаторами, очень походило на ошибку смертельную.

И он ничего не мог с этим поделать, пока торчал в салоне. У всех присутствующих оставалось мало шансов выжить, если кто-то из них – он или Марша́л – не одержит верх. Кабал готов был поспорить, что члены экипажа слишком заняты тем, что пытаются выровнять корабль, так что на него им наплевать. Однако состояние дел все равно не радовало. Если команда преуспеет, на него набросится много злых миркарвианцев, если нет – он закончит жизнь и карьеру кремированным на безымянном сенцианском холме.

Он прикинул варианты. Насколько опасен Марша́л? Предположим, что его револьвер – копия того, что Кабал позаимствовал у графа в Харслаусе. Тогда барабан на шесть патронов. Если исходить из того, что граф не осторожничает, а значит, держит патрон в стволе, у него должно остаться два заряда. Мог Марша́л перезарядить пистолет? Да, но вряд ли; Кабал прятался за мягким диваном и очевидной тактикой было бы выпустить три-четыре патрона – хотя бы один из них должен был попасть в цель. Даже если выстрел окажется несмертельным, это даст графу преимущество. Но Марша́л не сделал этого, значит, он заявился не готовым к перестрелке: шесть крестьян – вот и все, кого он мог подстрелить. У Кабала оставалось пять патронов, и он очень жалел, что не взял с собой больше. Он, как и Марша́л, не ожидал, что разразится перестрелка. У Кабала имелось небольшое преимущество, но время утекало. Он рискнул выглянуть из-за дивана, с той стороны, что находилась подальше от бара, и увидел мисс Бэрроу и остальных – пассажиры цеплялись за мебель.

«А ведь могло сложиться так, что сейчас я бы ехал на поезде и был в полной безопасности, – думал он. – Харльманн мог говорить что угодно, а мне было бы все равно».

Под крики и вопли корабль задрал нос. Все, кто мог, цеплялись за жизнь. Константин, за которым никто не следил, тяжело перекатывался под окном, поврежденном пулей. С глухим музыкальным звуком между стеклом и его основанием образовалась длинная трещина. Несколько секунд оно еще держалось, а затем развалилось на мелкие осколки, осыпавшиеся на верхушки деревьев. Константин повис, словно тряпичная кукла, но его ничто не держало, и он выскользнул в разбитое окно. Кабал, стиснув зубы, наблюдал за тем, как старый солдат исчезает из виду. Теперь и этот на его совести?