— Вы проигрываете на Форексе активы банка.

— «И ты получаешь приз!» — изобразил Гоша голос телеведущего. Но его настроение сменилось мгновенно, лицо снова перекосилось. — Нет, какого хрена тебя принесло? Что ты тут забыла? Ты хоть понимаешь, во что вляпалась, дура? Теперь меня не вини, сама напросилась.

И он двинулся к ней, поигрывая кистями рук с растопыренными и слегка скрюченными пальцами.

«Не показывай, как тебе страшно. Говори с ним. Отвлеки его. Господи, как больно».

— Это вы подложили мне на стол докладную Иллевицкой?

Неожиданный вопрос сбил его с толку. Гоша остановился и опустил руки. Новая перемена. Он расхохотался.

— Классный был прикол! Я глядел на эту суку, думал, она обделается прям на месте. А что, тебе ее жалко?

— Жалко.

— Надо же, жалостливая какая, — презрительно фыркнул Гоша. — Жалко у пчелки под хвостом. Ты не об ней думай, крыса, ты об себе подумай. Она-то жить останется, а вот ты… — Он опять угрожающе поднял руки, повертел пальцами прямо перед ее носом.

Кажется, им нельзя перечить… Где-то она читала… Кажется, с ними нельзя спорить…

— Я не могу умереть, — ровным голосом проговорила Вера, — у меня сын…

— Кто ж тебя трахнул-то спьяну в темноте? — оборвал ее Гоша и снова загоготал. — Ладно, мне по барабану. Ты у меня вот где сидишь, — он похлопал себя по затылку.

— Что я вам сделала?

Глупо было обращаться к нему на «вы», но у Веры никак не получалось перейти на «ты».

— Что?! Ты еще спрашиваешь! Она еще спрашивает! — Гоша огляделся по сторонам, словно обращаясь к невидимой публике.

Ну, слава богу, опять отвлекся. У него за спиной на стене висели часы. Модные настенные часы, стилизованные под наручные. «Ремешок» в полметра шириной, «колесико» завода… Вере было слышно, как щелкает, передвигаясь по циферблату, секундная стрелка. Но проверить время, не привлекая внимания Гоши, она не могла. Заметит — кинется на нее тут же. Приходилось смотреть, не отрываясь, в его дергающееся, жутко кривящееся лицо.

Гоша между тем излагал, чем она его «достала»:

— …ты нам тогда еще всю игру с ГКО поломала.

— Банк мог рухнуть… — тихо и робко возразила Вера.

— Да не свисти, много ты понимаешь?! Такие люди играли… а ты влезла. Кто тебя просил? — распалялся Гоша. — Кто тебя звал? На хрен тебя поперло под «КапиталГруп» копать, кретинка? Ты хоть просекаешь курьей своей башкой, кому дорогу перешла? Да тебя за одно это убить мало, сука. Давно надо было ребятам сказать, они б тебя оприходовали по-тихому, и никто б не подкопался. Вот так и страдаю — через доброту мою. Теперь придется самому.

В начале каждого часа охранники обходят помещения. Такой порядок завели с тех пор, как банк перешел на круглосуточную работу. Кажется, Гоша об этом забыл. Знать бы только, когда оно — это начало часа. Вера не могла взглянуть ни на настенные часы у него за спиной, ни — тем более! — на свои наручные.

— Не надо меня убивать, — попросила она, лихорадочно соображая, когда в последний раз проверяла время. Как раз перед несанкционированным подключением. Да, она взглянула на экран своего компьютера, а там, в правом нижнем углу циферки… Восемнадцать сорок четыре.

— «Не надо меня убивать», «не надо меня убивать», — писклявым голоском передразнил ее Гоша. — А что прикажешь с тобой делать? Ты ж меня враз заложишь, стукачка! У тебя ж все на роже на твоей поганой написано, крыса!

— А куда вы труп денете? — почти автоматически продвинула диалог Вера все с той же ровной интонацией здорового любопытства.

Так далеко Гошины мысли не заходили. Ему не хватало воображения. Опять его лицо задергалось, он шмыгнул носом, не в силах отреагировать словами. Утерся рукавом. Зрачки у него были неестественно расширены, нос воспален, ноздри пламенели. «Кажется, он не пьян, — с ужасом думала Вера. — Тут кое-что похуже».

Гоша и раньше нередко ругался матом в ее присутствии. Вот и теперь, справившись с непонятным пароксизмом, он неизобретательно послал ее по известному короткому адресу:

— Да иди ты на х…

— Он у вас с языка не сходит, — вырвалось у Веры.

Наверно, не надо было этого говорить… Их же нельзя злить… Но она опять не угадала. Шутка вызвала у Гоши приступ буйного веселья.

— Вы не сможете скрыть труп, — упрямо повторила Вера.

— Твой сиреневый трупик? — заблажил он, отсмеявшись. — А-а, плевал я на это. Меня пахан отмажет.

Вера догадалась, что так Гоша называет отца.

— От убийства не отмажет. — Сколько же времени прошло? Экран переключился, она не сразу поняла, что случилось. Пока сообразила… Да нет, меньше минуты. Вскочила, побежала… От силы минуты две. Ну, три. Сколько же они тут беседуют? Пять минут? Семь? Боже, как страшно стучит эта секундная стрелка! — А вот я могла бы вам помочь.

— Ты?! — Гоша опять расхохотался. — Помочь?! Как? Чем?

— Я могла бы взять вину на себя.

— Вину? Какую вину?

Хорошо, что он рассеян, ни на чем не может сосредоточиться. Можно еще немного потянуть время.

— Я могла бы сказать, что это я вышла на Форекс. Мне поверят. Ваш компьютер… — Когда же она перестанет ему «выкать»? — …подключился к моему.

— Да? — ехидствовал Гоша. — А коды где взяла? Думаешь, выйти на Форекс — все равно что в твой гугл гребаный? Нет уж, я тебя отсюда живой не выпущу. Сама виновата.

— А как вы деньги возмещать будете? — Это был последний отчаянный вопрос.

— Что? Деньги? Какие деньги? — До Гоши не сразу дошло. — Да если б не ты, крыса, я б уже отыгрался! Никто бы ничего не узнал!

И он бросился на нее, схватил за горло…

— Помогите!

Ей казалось, что ее голос набатом прокатится по всему коридору, что она выплеснет в этом крике весь свой ужас, всю ненависть к ублюдку, но из горла вырвался только жалкий писк, а на новую попытку времени уже не хватило. Пальцы сомкнулись, перекрывая воздух.

Голова Веры запрокинулась, и она увидела в невероятной, как показалось, высоте циферблат тех самых часов. И различила время: восемнадцать пятьдесят девять. Значит, она додержалась до обхода, мелькнула мысль в угасающем мозгу. А толку? Она не может позвать на помощь. Охранники пройдут мимо и ничего не заметят.

Дверь… Кажется, она не закрыла дверь, когда вбежала. Охранники заглядывают в двери или нет? Она не помнила. Легкие горели от нехватки воздуха, сознание мутилось без кислорода. Последним запредельным усилием Вера перестала отрывать от горла Гошины пальцы, загребла рукой воздух, пытаясь нащупать хоть что-нибудь. Лампу… Пальцы коснулись лампы на столе, но захватить не сумели. Она… свалила лампу со стола? Опрокинула?

Сама Вера уже ничего не слышала, кроме гула крови в ушах, но, как потом выяснилось, и этого оказалось довольно. Хватка у нее на горле вдруг ослабла, и она сползла на пол, снова стукнувшись обо что-то все тем же многострадальным бедром. Сидела на полу, ничего не видя, не слыша, и дышала… дышала…