обхватываю женщину за плечи под изумленный визг и переставляю как статую на ступеньку ниже, отвесив поклон.

— Колония по тебе плачет, — слышу вдогонку.

Я даже не хочу думать, откуда ноги растут, и так уверен, чьих это рук дело.

Взбегаю на второй этаж и, не раздумывая, жму на звонок. Выжимаю до тех пор, пока не начинаю терять терпение и надежду. Затем начинаю долбить. Агрессивно и отчаянно, потому что понимаю, что мне либо не собираются открывать, либо в квартире никого нет.

Мой пульс гремит так, что я слышу его в ушах.

А если она уехала? Сбежала? Бросила меня?

Я же из-под земли достану. Достану и задушу.

Мои глаза мечутся по консервной двери и подъезду. Я не знаю, что мне делать. Я не знаю, где мне ее искать.

Это наказание. Карма. Я ощущаю, как она точит ногти и допивает свой коктейль, приговаривая, насколько по мне скучает.

Лезу в карман за телефоном и пытаюсь вызвонить засранку. Прикладываю ухо к двери, чтобы понять, дома она или нет. Через тонкую дверную перегородку я уверен, что услышу телефонный звонок. Если, конечно, он стоит не на беззвучном.

Еле удерживаю равновесие, чуть подаваясь вперёд. Не успеваю моргнуть, как дверь неожиданно открывается.

От внезапности замираю и стою на пороге пораженно. Передо мной пустота. Смотрю в глубь квартиры, а потом медленно опускаю взгляд вниз.

Он смотрит так, что становится не по себе.

Черный облезлый щуплый кот.

Темные глаза исследуют меня на молекулярном уровне.

Прищуриваюсь и делаю то же самое. То есть… То есть это он мне сейчас открыл дверь? Я ведь правильно понимаю или все-таки швейцарский психиатр оказался прав, и я действительно схожу с ума?

Мне сложно представить, каким образом он это сделал, но брошенный взгляд с барского кошачьего плеча подсказывает, что пройти его величество мне позволяет.

Оборачиваюсь и осматриваюсь. Я же не ошибся этажом и дверью?

Когда возвращаю свой взгляд коту, он красноречиво дает мне понять, что я не ошибся, и мы с ним заочно знакомы. А потом меня осеняет, что знакомы мы более, чем близко. Посылаю врагу убийственный зрительный коктейль, обещая расправу. Этот гондо…кхм…льер высокомерно поднимает хвост, сообщая, что класть он хотел на меня и мои обещания.

— Только попробуй, — угрожаю Бонифацию. Снимаю обувь и прячу в ящик тумбы, где в прошлый раз она выжила.

Что-то нечленораздельное мяукнув, кот подаётся вперед, а я двигаюсь следом.

По пути в комнату я мысленно составляю список того, что предъявлю мелкой врушке, и укрытие наглого кота в него войдет тоже.

Не сразу замечаю свернутый на диване клубочек. Она лежит такая беззащитная и маленькая, что немедля я подлетаю к дивану и присаживаюсь перед ней на корточки.

Паника не успевает овладеть моим телом, она бьет сразу в голову.

Яна лежит, не двигаясь, и у меня темнеет в глазах. Липкий страх поднимает тошноту. Потому что причин, почему она в таком состоянии, может быть тысячи.

— Яна, Ян, — аккуратно трогаю за плечо подрагивающими руками. Я никогда так не нервничал. Никогда. Даже в те моменты, когда Рудольфовну увозили на скорой.

Я не понимаю, что с ней происходит. Она не реагирует на мои прикосновения и на голос тоже. Что, твою мать, случилось?

Глаза девушки наглухо закрыты, и я подаюсь ближе. Тяжелое хриплое дыхание дает понять, что она жива, но это ни черта не спасает. С меня стекает водопадом испарина.

Яна начинает дрожать. Мечусь по ее раскрасневшемуся лицу.

Прикладываю губы ко лбу и обжигаюсь. Она горит. Яна горит так, что меня опаляет ее раскалённым дыханием.

— Яна, ты меня слышишь? — трясу девчонку активнее.

Еле слышный тонкий стон.

Он пугает, вводя меня в окаменелость.

Необходимо взять себя в руки и собраться с разметавшимися мыслями.

Несколько раз коротко выдыхаю.

Скорая. Нам нужна скорая, потому что в одиночестве я не справлюсь.

Телефон.

Набираю коммерческую скорую, номер которой у меня забит в быстром наборе в числе экстренных благодаря Рудольфовне.

Пытаюсь объяснить ребятам из бригады, знающих меня как постоянного клиента, что случилось, хотя сам не совсем понимаю. Они спрашивают о состоянии пациентки, и я ору, что крайне тяжёлое, потому что Яна переверчивается на бок и начинает сипеть так, что мои уши закладывает и подскакивает давление.

Получив рекомендации от врача и назвав адрес Яны, отбиваю звонок и несусь в ванную, к счастью, зная ее месторасположение.

Хватаю первое попавшееся полотенце и смачиваю прохладной водой. Открываю балконную дверь, впуская уличный воздух.

Прикладываю холодный компресс девушке на лоб, отчего Яна вздрагивает и недовольно мычит. Ее зубы начинают биться друг о друга, а рука обессиленно поднимается, стараясь оттащить мокрое полотенце от лица.

— Потерпи, малышка, — успокаиваю и убираю Янину руку. Глажу по сбившимся в клубок волосам. — Сейчас приедет скорая, — от звука моего голоса Яна дергается.

Обхватываю огненную ладошку и зажимаю в своей руке. Она у меня холодная от полотенца. Остужаю и крепко удерживаю, потому что Янка старается отобрать ее у меня.

— Как же так, родная? — причитаю. Смотрю на часы, подгоняя врачей.

Время тащится медленно и муторно.

Протираю вареное лицо, получая в ответ недовольную моську.

— Тшш, так нужно, родная. Потерпи. Сейчас станет лучше, — убеждаю обоих.

— Ммм… — жалостливо стонет. — Мм-мне х-холодно, — гремят ее зубы.

Врач скорой помощи велел ее охлаждать.

Но я не могу.

Не могу смотреть, как она мучается от лихорадки.

Переползаю через девушку, стараясь не задеть, прижимаюсь к спине и обнимаю Янку, вдавливая в себя. Ее колотит так, что меня трясёт вместе с ней.

— Тшш, — шепчу на ушко. — Я рядом. Янка… тшш, — целую в затылок.

Сотрясаясь всем телом, Яна с трудом переворачивается. Вжимается в меня с агрессивной настойчивостью, как к источнику тепла. Сипит мне в лицо, обдавая пожаром.

Целую в лоб, в нос, в бледные сухие губки.

— Напугала меня, коза. Как же тебя угораздило, ведьма моя любимая? А? Ну-ну, тише, малышка, — нашептываю и целую, целую…

— Ммм, — стонет. Трясется. Поскуливает.

Матерю чертову скорую, которая ни черта не скорая, когда нужно.

* * *

Яне делают несколько уколов сразу, чтобы сбить катастрофическую температуру.

Я наблюдаю за манипуляциями врачей в прострации.

У меня, блин, в голове тараканы проводят глобальную уборку, выбрасывая всякий хлам, оставляя только важное и ценное.

В такие моменты, когда мою девочку крутят и вертят как безжизненную куклу,