Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Летом же вместе с Лавриным ходили на знаменитые Тушинские водопады – плотину на реке Сходня сразу за МКАДом. От метро добирались до ближайшего поселка, выглядевшего так, будто они попали в восьмидесятые, с деревянными домами или двухэтажными многоквартирниками, снаружи обросшими кондиционерами и телевизионными тарелками, словно старые деревья, покрывшиеся грибными наростами. Литераторы шли по старому асфальту, минуя низкие одноэтажные магазинчики, маленькие дворики и белье, сохнущее на улицах. Чтобы попасть к плотине, нужно было перебраться через Сходню – или вброд, или по огромной круглой трубе, и потом шли через заросли крапивы, кусты и поваленные деревья. К плотине во время купания подплывали, самые смелые проходили внутрь сквозь падающие сверху водяные струи. Лиза – поэтесса, подруга Лаврина, рассказывала Наде, как однажды чуть не захлебнулась там, слишком сильно вода придавливала ко дну.
«Лизонька! – обычно звал Лаврин на каком-нибудь из творческих вечеров. – Я хочу домой». Обычно в ответ его изящная подруга ловко подхватывала Егора, забрасывая его руку на плечо, словно горжетку, и вела его до такси или уезжала вместе с ним.
– Не бей меня! – просил Егор, когда Лиза подходила на его зов.
– Повадился! – нежно отвечала она и начинала прощаться с остальными.
Что касается провокационных возгласов Лаврина – свои их любили, а вот незнакомцы пугались, принимая всерьез и начиная выяснять отношения.
– Только не говори, что не взял новых стихов! – прокричала следом за Егором Лида.
– Почему, взял, – улыбнулся Поль.
Не будет мне дано иного знака —
Увижу старый деревянный дом,
А мёртвая, любимая собака
Мне улыбнётся и вильнёт хвостом.
Мы соберёмся все в резной беседке
И радиолу выставим в окно.
Найдётся место дворнику, соседке,
А с музыкой в саду не так темно.
Ночь дышит влажной свежестью в затылок,
Шаги и смех несутся со двора,
Огонь блестит на горлышках бутылок…
Мы разучились ссориться вчера.
Войдёт отец, обнимет крепко-крепко,
До хруста сладкого, и скажет: «Здравствуй, сын!»
И счастье будет цельное, как репка,
А не по долькам, словно апельсин.
Это стихотворение Надя читала в журнале «Корабль». А вот следующее еще не слышала.
Давай я напишу тебе письмо.
Оно – смотри! – отправится само
По воздуху тягучему, ночному,
Как рыба подо льдом – над самым дном,
Письмо вплывет, покачиваясь, в дом
И к подлокотнику прильнет ручному,
И ты уже не отвернешься, нет, —
Но бережно возьмешь листок на свет:
Вот я вернулся, как ты и просила.
И все. И все. И плакать позабудь.
Ну, может, нарисую что-нибудь…
Обратный адрес не имеет силы,
Что ж, почты геометрия проста:
Разлука запечатает уста,
Мой голос станет точкою морозной.
Лишь форточку открой, вдохни, вглядись:
Я улыбаюсь всей судьбой беззвездной…
Но только ты, смотри, не простудись.
Пока Поль подписывал книги, Надя спустилась вниз, в зал, где проходило общение после вечеров. Там, в окружении стеклянных витрин с экспонатами, автора и зрителей уже поджидал накрытый стол: водка, вино, пара пакетов сока, бутерброды, соленые огурцы, порезанные яблоки и прочая незатейливая закуска. Здесь на стенах висели плакаты – афиши творческих встреч в Политехническом музее начала двадцатого века: «Диспут на тему: Искусство, взирающее на современность», «Чтение о современной поэзии», «Лекция “Поэзия и революция», «Вечер всех поэтических школ и групп» и прочее.
«Интересно, а как они выступали?», – подумала Надя и взяла со стола кусок яблока.
– Отличная презентация! – к Наде подошли Лида с Куликовым.
– А где Лаврин?
– Придет, куда он денется! К нему сейчас какой-то зритель обиженный подошел и говорит – вот что вы так про евреев, я и сам еврей…
– А Лаврин к нему повернулся и говорит: ты – не настоящий еврей!
– Прекрасно! – засмеялась Лида. – Ой, какое у тебя колье! – она дотронулась до Лидиного массивного серебряного украшения с фиолетовым камнем.
– А у тебя волшебные розочки, – Лида погладила кожаные цветы на Надиной шее.
– Ты прекрасна! – бухнул Куликов, глядя в розочки.
– А я? – кокетливо повернулась Лида.
– А с тобой я работаю! Но и ты, конечно, прекрасна!
– А я вот что думаю, – Надя надкусила яблочную дольку, – как у них проходили вечера? – она кивнула в сторону плакатов.
– Ве-чер по-э-тесс, – по слогам прочитал Куликов. – Я думаю, так же.
– А по-моему, было немного иначе, – не согласилась Лида. – Мне кажется, то время, оно и на них сказывалось… В общем, им хотелось больше наслаждаться жизнью из-за того, что жить было сложнее, чем сейчас. Вот взять хотя бы быт…
– Ага, квартирный вопрос, – подсказал Куликов.
– Да даже не это, вот кухня там, керосинки, где одежду стирать, чем гладить, а если дети, так это пеленки и вообще ужас…
– «Я люблю, когда в доме есть дети и когда по ночам они плачут», – засмеялась Надя, и все засмеялись вместе с ней.
– Вот за что я вас люблю! – она обняла Лиду и Куликова. – Вам можно сказать про детей, и никто не смотрит на меня как на ненормальную! А то я недавно процитировала среди одноклассников, ведь самое простое, хрестоматийное: «О закрой свои бледные ноги!» – так люди не считали цитату, это для них просто набор странных слов, представляете…
– Что набор странных слов? – к ним подошел Ларичев.
– Недотыкомка серая!
– Антон, мы обсуждаем нормальных людей, – ответила Лида.
– А, это отличная сплетня. Нормальные люди! Все мы слышали о них, – Антон поднял указательный палец вверх.
– Отличный браслет! – Лида приподняла очки и взяла Ларичева за руку, чтобы лучше рассмотреть серебряные черепа.
– А мне футболка нравится. Где ты такую одежду находишь? – Надя потрогала мягкую белую ткань с черными завитками и оранжевыми черепами.
– Чем-то напоминает русские узоры, – заметила Лида.
– Да, есть немного, – согласился Антон.
– А где ты, такой красивый, жену потерял? – поинтересовалась Надя.
– Не знаю. Они сами все время теряются. Кстати, предлагаю переместиться ближе к столу.
И действительно, Виров уже начал разливать водку.
– Друзья! – сказал он. – Я предлагаю выпить за замечательного поэта и его книгу, которая вышла в издательстве «Вьюмега», чему все мы очень рады. Пожелать удачи, процветания издательству и его авторам. Чтобы этот тираж и все остальные тиражи разошлись как можно быстрее… Павел Камышников! Издатель! Мы пьем