И еще – мне до смерти надоело быть для всех хорошим. Не в смысле – положительным, а… Ну, чтобы никто плохо не думал, зла не таил, лишний донос руководству не сделал. Это все осталось там, в банке. Тут другие правила. И играть надо по-другому, без оглядки на корпоративные ценности мира Дня.

– Может, ты и прав, – признал Слава Раз и протянул мне руку. – Ну все, давай. Если чего – звони.

И все разъехались. Сначала ведьмаки, а следом за ними и оперативники. Причем Евгения успела сбегать в подъезд и проверить, не подстерегает ли меня там злодей. Шустро так, я даже и не заметил когда.

Злодей и правда меня не ждал, но зато, когда я уже проворачивал ключ в замке, сверху раздался веселый и бодрый голос:

– Смолин! А я гадаю – куда ты пропал?

– Привет, лягушка-путешественница! – неподдельно обрадовался я соседке, которая, опершись на перила, радостно мне улыбалась. – Не поверишь, но я по тебе соскучился.

– Это потому что ты в меня тайно влюблен, – со знанием дела заявила Маринка. – Но признаваться в этом ни себе, ни мне не хочешь.

– Все-то ты знаешь. – Я достал из кармана ключи от двери. – Прямо Ванга во плоти.

– Да, я такая. – Маринка горделиво подбоченилась, из-за чего и без того неплотно запахнутый легкий халатик позволил мне созерцать отдельные достопримечательности ее красивого тела. – Хвали меня, хвали.

– И ведь есть за что! – демонстративно облизнулся я. – Ох, есть!

– Тьфу, дурак, – заметив, на что именно я смотрю, Маринка тут же сменила тон. – Все у тебя в одно упирается.

– И это тоже правда, – подмигнул ей я, игриво вильнув бедрами. – Упирается – не то слово!

– Смолин! – топнула ногой в тапочке по ступеньке соседка. – Это я должна сыпать двусмысленными фразами и над тобой глумиться, а не наоборот! Так нечестно!

– Задался день, – подытожил я. – Давно я мечтал тебя морально изнасиловать, и вот это произошло! Сегодня усну со счастливой улыбкой на губах.

– Чтоб тебе пусто было! – пожелала Маринка. – Чтоб тебя вспоминали только… О, кстати! Погоди, никуда не уходи, у меня для тебя кое-что есть.

И она умчалась наверх, забавно шлепая по ступенькам подошвами тапочек.

– Вот, – вернувшись через минуту, она протянула мне длинную серую бумажку. – Это тебе.

– Что это такое?

– Это – телеграмма, – сообщила мне Маринка. – Самая настоящая. К тебе почтальон три раза заходил, в дверь трезвонил, потом задолбался и отдал ее мне. Мы с ним на лестнице встретились. По правилам надо из рук в руки передавать, но там дедушка старенький совсем, мне его жалко стало. Сказала, что мы с тобой живем в гражданском браке, и в книге расписалась. Ты ж не против?

– Нет, – ответил я. – Телеграмма. Прикольно. Никогда телеграмм не получал.

– Я тоже. – Маринка провела пальцем по моей щеке. – Ты небритый забавный. Слушай, а тот человек что тебе это диво дивное отправил – он старовер?

– С чего ты взяла?

– У нас репортаж просто такой делали в газете. Прикинь, есть люди, которые принципиально не пользуются скайпом, электронной почтой и даже мобильной связью. Кто из религиозных соображений, кто из чувства протеста. Так сказать, «Скайнет» не пройдет». Я и подумала – этот из таких. Да и текст забавный.

Это да. Забавный и короткий. «Лето на пороге. Скоро увидимся» Старовер? Да нет, это не старовер. Но, что самое интересное, данная телеграмма меня не столько напугала, сколько насмешила. Один и тот же трюк, повторенный дважды, не может вызвать испуг, так же как повтор шутки не вызовет смех.

Тоже мне, Остап Бендер. «Графиня изменившимся лицом бежит пруду».

А ведь колдун, выходит, тщеславен безмерно. Он начал давить на меня до того, как вернулся в Россию, давая понять, что никто не забыт и ничто не забыто. Его черная душа требует перфоманса, вот только рычагов давления практически нет, а потому он вынужден повторяться.

Тщеславие – славный порок. Удобный для меня и опасный для него. Хорошо, в моей колоде появилась первая карта, которую можно будет разыграть в нужное время в нужном месте.

– Эй, Смолин, – у меня перед глазами мотнулась узкая девичья ладонь. – Ты со мной?

– С тобой, – с готовностью ответил я. – А в какой именно связи?

– Забыли, – отмахнулась Маринка и протянула мне длинную тонкую кость довольно стремного вида. – На, держи. С Севера перла, через полстраны, специально для тебя.

– Это чего такое? – я покрутил в руках подарок.

– Хрен моржовый, – с готовностью ответила соседка. – Бивень мамонта не добыла, да и громоздкий он. А эта красота в чемодан влезла без проблем.

– И в какой же части моржа эта косточка была при жизни? – недоуменно спросил я ее. – Моржи – они ж здоровые!

– В бивнях – да, – пояснила Маринка. – А внизу – нет. Сашк, это реально хрен. У них там кость, прикинь! Морж этой штукой моржиху…

– Блин! – заорал я, поняв, что держу в руках. – Ты совсем охренела?

– Не, – довольно заулыбалась Маринка. – У кого в руках хрен, тот и… Ну ты понял. Слушай, у тебя есть чего пожрать дома? Просто я всю неделю материал готовлю, живу на плоскости редакция-дом, даже в магазин некогда сходить.

В рюкзаке у меня за плечами недовольно зашебуршился Родька, рассчитывающий после путешествия развалиться в любимом кресле и пощелкать пультом телевизора, а теперь осознавший, что, похоже, его планы летят в тартарары.

– Откуда? – хмыкнул я. – Сам две недели дома не был. Разве что сухарики какие.

– А давай ты меня пиццей угостишь? – захлопала ресницами Маринка. – Той, что с ветчиной и ананасами, как ее… Неважно. И еще – пепперони! И скажи, чтобы везли побыстрее, я очень есть хочу. А с меня бутылка клюквенной настойки. С Кольского привезла, тут такой нет!

С Кольского? Вон куда ее черти занесли. Странно. А разве там моржи водятся?

– Ладно, дуй за своей настойкой, – согласился я. – Пойду пока пиццу закажу.

Хорошо, что в жизни есть нечто неизменное, правда?

Как выяснилось через день, неизменно не только желание Маринки залезть в мой холодильник, но и кое-какие иные вещи, вроде алчности.

В банк пожаловал господин Вагнер, причем именно ко мне. Если честно, этого я совершенно не ожидал, резонно предполагая, что, рассчитавшись со мной установкой бюста, тевтонская супружеская чета напрочь исчезнет из моей жизни.

Ошибся. Жадность оказалась сильнее страха.

– Добрый день. – Петр Францевич встал, когда я вошел в «переговорку», и даже подал мне ладонь. – Рад вас снова видеть, Александр.

– Наша нынешняя встреча мне нравится больше, чем предыдущая, – заметил я. – По крайней мере, мне не выкручивают руки, это само по себе приятно.