— Все, что угодно.

— Все, что в ваших силах и в пределах разумного, конечно, —напомнила Уитни, всхлипывая и улыбаясь одновременно.

Не отвечая на беззлобный укол, Клейтон лишь наклонил голову.

— Что заставило вас пойти на эту… эту выходку в духесредневековья? — спросила она спокойно, без всякой запальчивости. — Чтовынудило вас обратиться к моему отцу, не поговорив со мной, едва зная меня?

И хотя его лицо по-прежнему оставалось бесстрастным, Уитнипочувствовала, как напряглись его мышцы, и торопливо объяснила:

— Я только пытаюсь понять ход ваших мыслей. Мы не слишкомполадили на маскараде у Арманов. Я посмеялась над вашим титулом и отвергла вашиухаживания, однако вы решили, что желаете жениться именно на мне. и ни на комдругом. Почему?

— А что вы думаете по этому поводу?

— Не знаю. Ни один мужчина не делает предложения женщинелишь затем, чтобы мучить ее и разрушить жизнь, поэтому у вас должна быть другаяпричина.

Несмотря на то, что слова Уитни звучали несколькооскорбительно, Клейтон улыбнулся, поскольку пребывал в прекрасном расположениидуха: Уитни позволила ему держать ее в объятиях.

— Не можете же вы осуждать меня за то, что я хочу вас, впротивном случае вам пришлось бы проклинать всех мужчин. Я признаю, что бракипо расчету отдают средневековьем, но они приняты в лучших семьях Европы. Таковобычай!

— В вашей семье, , вероятно, — вздохнула Уитни, — но не вмоей. И не могу поверить, будто в подобных браках не существует ни малейшегошанса на то, что супруги в конце концов не начинают испытывать друг к другукакое-то подобие нежного чувства и даже, вероятно, нечто вроде любви.

— Но можете ли вы поклясться, что никогда не испытывали комне симпатии? — мягко настаивал он. — Даже против воли?

В голосе не слышалось ни вызова, ни издевательских ноток,провоцирующих на спор, и неизменное чувство справедливости помешало Уитниответить резкостью. Неловко пожав плечами, она отвела глаза:

— Иногда.

— Но всегда против воли? — шутливо осведомился Клейтон.

Уитни, сама того не желая, улыбнулась.

— Против воли и всех доводов рассудка. Взгляд Клейтонапотеплел, и Уитни поспешила сменить тему:

— Вы обещали объяснить, почему хотите жениться на мне.

— Откуда мне было знать, что вы станете презирать меня ссамой первой встречи? — возразил он.

— Клейтон! — взорвалась Уитни, но тут же замерла отудивления при звуках собственного голоса, назвавшего герцога по имени, ипоспешно исправила ошибку: — Милорд герцог…

— Мне больше понравилось другое обращение.

— Милорд герцог, — упрямо повторила девушка, поняв, чтохрупкий момент перемирия вот-вот грозит закончиться, — не стоит отвечать на мойвопрос вопросом. Почему, во имя Господа, вам взбрело в голову явиться сюда исделать мне предложение? — Осознав наконец, что он прижимает ее к себе, Уитнипоспешно отпрянула. — Только не трудитесь уверять, что влюбились в меня спервого взгляда!

— Я и не собирался, — покладисто согласился Клейтон. — Каквы сами сказали, в то время мы почти не были знакомы.

Уитни повернулась спиной к нему, не в силах понять, почемуего ответ причинил ей такую боль.

— Чудесно, — с горечью пробормотала она. — Теперь между намивсе абсолютно ясно. Вы встретили меня раза два и, ничего не зная обо мне,приехали в Англию и приобрели себе невесту у моего алчного, оставшегося безгроша отца, который сумел выторговать кругленькую сумму, а потом послал замной, чтобы вручить вам покупку!

Она резко повернулась, горя нетерпением ринуться в битву, ноКлейтон молча смотрел на нее, непроницаемо-хладнокровный, невозмутимый,отказываясь поднять брошенную перчатку.

Рассерженная Уитни в отчаянии рухнула на стул и подняланесколько карт.

— Это солитер, — объявила она, вновь начиная игру. —Последняя мода во Франции, но предназначается лишь для одного человека.

Клейтон внимательно присмотрелся к разложенным картам.

— Кажется, миледи, на этом этапе потребуется двое.

Наклонившись, он сделал четыре хода, которые просмотрелаУитни, потому что Катберт постоянно заглядывал через плечо, мешая думать.

— Спасибо, — поблагодарила Уитни, — но я предпочла бы игратьодна.

Клейтон направился к двери, и Уитни облегченно вздохнула,решив, что он наконец уходит. Но вместо этого он подозвал слугу и что-то тихосказал. Минуту спустя герцог вернулся и поставил на стол красивую резнуюшкатулку из розового дерева, принадлежавшую ее отцу. Откинув крышку, он вынулоттуда стопку деревянных фишек, похожих на те, которыми пользовались дядяЭдвард и его друзья, когда садились играть в карты на деньги.

Дрожь возбуждения прошла по телу Уитни. Неужели Клейтоннамеревается научить и ее этому запретному занятию? Совершенно шокирующая,скандальная мысль… но при этом настолько интригующая, что Уитни и не подумалапротестовать. Клейтон сбросил фрак, небрежно швырнул его на письменный стол и,усевшись напротив Уитни, расстегнул серый жилет, а потом откинулся на спинкукресла и кивком показал на колоду карт:

— Сдавайте.

Уитни так разнервничалась из-за ужасного нарушения приличий,Совершавшегося в эту минуту, что даже не смогла как следует перетасовать картыи потому просто сложила их и подтолкнула к Клейтону, зачарованно наблюдая, каккарты, словно ожив в его руках, растягивались в длинную ленту и тут же вновьсобирались в колоду.

— Готова поклясться, вы знакомы со всеми игорными домами вЛондоне, — с невольным восхищением прошептала она.

— И очень близко, — кивнул Клейтон. Положив колоду на столрубашками вверх, он с вызовом поднял темные брови: — Снимите!

Уитни поколебалась, безуспешно пытаясь сохранить прежнеехолодно-надменное отношение к нему, но как можно сдержать себя, когда он так неотразимокрасив.

Он сидел, небрежно развалившись в кресле, в расстегнутомжилете, и тем не менее весь его облик дышал аристократизмом. Но егопринадлежность к высшему свету отнюдь не довлела над ним, и он не видел ничегозазорного в том, чтобы обучить женщину азартной игре. В глубине души Уитнипонимала, что он всячески пытается отвлечь ее от тяжелых мыслей.

— Надеюсь, вы сознаете, — пробормотала она, наклоняясьвперед и нерешительно протягивая руку к колоде, — что, если кто-нибудь увидитменя за подобным занятием, моя репутация будет навеки погублена.