Стук в дверь застал её вертящейся перед зерца́лом в юбке и бюстье. Успев накинуть на плечи вязаную косынку, она опустилась к полу за повисшим на нити маленьким клубком. Вспоминать о том, что распущенный край с вырезанной шёлковой нитью требовал довязывания, было некогда. Поднявшись, уперлась взглядом в грудь его сиятельства. Опирающийся на трость, с рукой на перевязи, он был похож на раненого аристократа из старинного романа с иллюстрациями. Такие книги она листала в детстве, сидя в кабинете отца и рассматривая картинки.

— Правильно, — кивнула, не растерявшись, плотнее запахивая косынку на груди и там же складывая руки. — Но было бы лучше провести три дня в постели.

— В другое время я бы так и поступил, — он рассматривал одеяние девицы. — Ты ведь не собираешься в этом идти на обед?

Наташе очень хотелось возразить, но время и настроение не соответствовали обстановке:

— Можно я вообще не пойду на обед? — она сморщила нос, акцентируя на нём внимание.

— Нет, ты будешь представлена графине с дочерью, как и они тебе. Будут все.

Девушка с удовольствием пообедала бы в комнате. Но нужно привыкать. Став женой графа, придётся не раз проходить через такое испытание. Оставалось только подчиниться и горестно вздыхать.

Господин уходить не торопился. Развернув стул и усевшись у зерцала, он отставил трость, вытягивая ногу и поправляя перевязь:

— Ты сбежала от меня, — повернул голову, следя за передвижениями госпожи. Ей либо придётся пройти мимо него, переступив через больную конечность, либо скакать через ложе.

— Ушла, — задумчиво водила пальчиком по нижней губе. Платье висело на спинке стула, на котором сидел мужчина. Его такое хозяйское непринуждённое сидячее расположение наводило на определённые мысли о ловушке.

— С больными так не поступают, — наклонил голову, пытаясь предугадать, как она поступит.

— Я не ваш лекарь.

— Разве? А я думал, ты мне перевязку сделаешь и ногу посмотришь, — снял руку с перевязи.

— Господин Элмо Касимиро изъявил желание сам лечить вас, — сделала шаг в сторону кровати, замечая азартный блеск глаз сиятельного.

— Я скажу ему, что не нуждаюсь в нём, — приготовился к рывку, пряча улыбку, предвкушая, как не даст уползти строптивице. Потёр больную руку, предчувствуя, что будет очень больно.

— У него есть волшебный заживляющий порошок, — игра в «Кошки-мышки»? При этом с открытой раной и вывихом? Не выйдет! Подошла к спинке стула: — Вы сидите на моём платье, господин граф.

— Возьми, — перехватил руку, приблизив деву к себе, усаживая на колено. От прикосновения к ней, тело напряглось. — Давно смотрю вот на это, — отвернул край косынки на груди, получив шлепок по пальцам. Крепче зажал девчонку, рвущуюся соскочить. Усмехнувшись, продолжил: — и никак не могу понять, что это такое? — Её сопротивление его распаляло.

— Много будете знать… — встретившись с ним глазами, замерла, не договорив, поняв, что ужасно скучала без него, всё время переживала, потом просто боялась его потерять. А теперь никак не может переступить через строгое воспитание и обнять мужчину, рассказать ему обо всём, почувствовать его поддержку и понимание.

— Таша, я думал, что между нами уже всё ясно, — его больная рука коснулась девичьей талии, поддерживая. — Что происходит? Я чего-то не знаю? — вторая скользнула по плечу, обнажая его.

Взор Герарда зацепился за тонкую цепочку с крестом, прячущимся в ложбинке между грудей, за чёрную тонкую полоску фактурной ткани на плече, оттеняющую смуглую гладкую кожу. Лаская, пробежался по линии груди, шеи, подбородка, останавливаясь на устах.

Наташа подалась к нему, словно мотылёк, летящий на свет огня, прошептала, касаясь губами его подбородка:

— Ничего вы не знаете, ваше сиятельство, — обвила шею графа.

Он сильнее прижал её к груди, бережно охватывая спину, ограничивая девицу в движениях:

— Герард, моя леди, — задержал вдох, словно ожидая чуда.

Подушечками пальцев девушка коснулась скулы мужчины. Кончиком языка провела по его нижней губе, захватывая её зубами, сжимая.

Глаза в глаза.

Его судорожный выдох — её трепетный вдох.

Одно дыхание на двоих…

Осторожно раздвинула языком губы любимого, проникая в его рот, вкушая терпкую винную сладость.

Он, приоткрыв уста, притрагивался кончиком своего языка к её, замирая, не в силах противостоять натиску рвущегося желания и не имея сил прервать неведомое доселе несоизмеримое ни с чем удовольствие.

Кончики их языков начали пульсирующую пляску, играя друг с другом, соединяя две души в одну.

Мужчина закрыл глаза, уплывая, качаясь на волнах блаженства, крепко и неистово прижимая к себе ту, которая дарила ему незабываемые мгновения счастья:

— Дразнишь… — ему не верилось в происходящее.

— Люблю вас… — у неё кружилась голова.

Послышавшееся неуверенное шуршание за дверью, вывело милующихся из нирваны.

Прокашлявшись, господин сфокусировал взор на двери.

Девушка соскочила с колен мужчины, выдёргивая платье из-за его спины, убегая в умывальню.

В приоткрывшуюся дверь просунулась вихрастая светлая голова. По пунцовым щекам Франца было понятно, что он видел всё. И не просто видел. Ему не сразу удалось привлечь к себе внимание господ:

— Хозяин, — пацан замялся, — там это… Обед подали. Вас ждут. Господин барон велел мне…

— Сейчас будем, — сделал отмашку граф, глядя в недоумении на закрывшуюся дверь. С сожалением вздохнул, касаясь пальцами губ и пытаясь понять, что это сейчас было и не послышались ли ему тихие слова его леди?

Наташа, натягивая платье, заливалась краской, вспоминая, что, пожалуй, никто из её бывших парней не вызывал в ней такого всплеска эмоций, как этот «дикарь» с его французским поцелуем. Тихонько засмеялась, передёрнув плечами. Нет, с её французским поцелуем. А ещё предстоял серьёзный разговор с сиятельным о рабе, о нападении на отряд и об убийце, сейчас находящемся в каморе. И господину придётся рассказать ей всё.

Наташа сидела за столом напротив Дитриха, а тот, заметно обалдев от присутствия стольких высокопоставленных женщин, перебегал глазами от одной к другой, быстро проскакивая Юфрозину и графиню-мать. В основном его взор метался от иноземки к Луидже, явно их сравнивая.

Пфальцграфиня усмехнулась, а барон, заметив это, вскинул бровь, едва поведя плечом, расписываясь в своей беспомощности. С его точки зрения обе девы были прекрасны. И если одна из них походила на застывшую холодную статуэтку, то другая своей живостью перетягивала внимание на себя.

Вблизи при дневном свете приезжая графиня и её дочь выглядели совершенно иначе. Крой их одежды отличался от принятого в этом замке. Что приятно удивило девушку, так это их яркие пышные платья трапециевидной формы, сильно расширенные книзу, состоящие из двух туник, гармонирующих по цвету и надетых одна на другую, подпоясанные по завышенной линии талии. Длинные узкие рукава нижнего одеяния выглядывали из-под коротких и широких верхнего.