– Наверно, почувствовали отвращение.

– Хватит! Ты серьезно думаешь, что у меня нет подруг, которые делали аборты? Я никакую женщину не буду винить за такое решение. А уж тем более школьницу. Нас беспокоило только то, что ты неделями не вылезала из постели. Ты не ездила к доктору Анат, у тебя полностью развалилось питание. Ты больше даже не пыталась скрыть это от нас. Все было в рвоте, а я… Я даже не знала, что делать.

– Не надо. – Сэм была уверена, что она наихитрейшим образом скрывала от всех свою маленькую привычку и что никто не замечал, насколько катастрофической стала ситуация. Ей не хотелось воспринимать себя как проблему, как человека, который заслуживает не зависти, а жалости.

– Твои учителя говорили нам, что ты пропустила слишком много занятий и что тебе пришлось бы остаться на второй год. Твой отец и я хотели только, чтобы ты сдала все экзамены и поступила в хороший колледж, – продолжила Каролина. – Мы не хотели, чтобы ты была среди отстающих и потеряла год. А то место в Юте… Там было очень красиво… Рядом были горы. Ты каталась на лыжах и ходила в походы. Там была даже иппотерапия c гребаными лошадьми… – Сэм вздрогнула. Ее мать никогда не ругалась. Мат – признак ограниченного словарного запаса и дурных манер, неизменно говорила она. – И после всего этого ко мне приходит Лидия Томас и показывает интервью, которое ты дала «Лос-Анджелес таймс» о «коррекционной школе» и «карцере». И я чувствовала, как все соседи смотрят на меня как на воплощенное зло. Потому что только злой человек обречет свое дитя на такое.

– Я… – Сэм запнулась. Она попыталась придумать хоть какую-нибудь отговорку, но – впервые за ее взрослую жизнь – крыть было нечем. – Прости, – жалко выдавила она. – Мама, ты должна мне поверить. Я никогда не думала, что все зайдет так далеко. Мне… Мне в самом начале нужна была легенда. Пиарщики «Гласс Хаус» все допрашивали меня, чем я отличаюсь от остальных привилегированных белых женщин, которые пишут мемуары. Чем я выделяюсь на их фоне? Я не знала, чем все обернется.

Довольно рано стало понятно, что Сэм придется приукрасить свою биографию. Естественно, привлечь на свою сторону сломленных жизнью девушек получилось бы, только если бы она сказала, что жизнь потрепала и ее. Вот она и разукрасила пережитую ею травму, не упоминая, что родители оплачивали ей квартиру, когда она только переехала в город. Это как-то не особо вписывалось в миф о бедняжке, которая сама построила свою жизнь с нуля. Впрочем, Сэм же была рассказчицей, как и все люди искусства, которые сочиняют вокруг себя сюжеты и предания, такая уж у них работа. Не ожидала она, что ее персональный нарратив так врастет в популярную культуру, что его оттуда уже и выкопать нельзя будет.

– И я на самом деле ненавидела эту школу в Юте, – попробовала оправдаться Сэм. – Там я была несчастна, я…

– Быть несчастной и подвергаться насилию – разные вещи, Саманта.

– Да я сама это знаю! – сорвалась на крик Сэм. – Ты что думаешь, что я себя не чувствую ужасно из-за всего этого, мама? Но ты же лучше кого-либо знаешь, как тяжело быть женщиной с амбициями. Людям некомфортно с нами. Они хотят услышать, что и тебе приходилось преодолевать сложности и что ты не очередная сумасбродная девчонка, которой все поднесли на блюдечке. Я ни перед чем не останавливалась, чтобы добиться успеха! Когда мужчины делали абсолютно то же самое, их называли «визионерами» и людьми «с убеждениями». Мне нужна была…

– Это-то я понимаю. – Мать не спускала взгляда с дочери. – Тебе нужна была история. Но зачем тебе нужно было впутывать в свою легенду отца? То, что ты рассказывала о нем… Это разбило ему сердце. – Лицо Каролины скукожилось. – А потом… Он вдруг стал терять здоровье. Нейт чувствовал постоянное смятение. Приходил ко мне, спрашивал, правда ли все это. Спрашивал, точно ли мы тебя отправили в одну из подобных школ. Он… – Мать уже открыто рыдала в голос, – он боялся, что он все позабыл и ничего не может вспомнить.

Сэм как можно сильнее прикусила нижнюю губу, чтобы не заплакать вместе с ней. Она не хотела нанести вред отцу, ей требовалось только его внимание. Чтобы он хоть раз сказал ей, что любит ее.

– Признаю, что кое-какие детали о школе в Юте я исказила. – Мать фыркнула на это признание, но Сэм проигнорировала ее. – Но все остальное, что я рассказала, было правдой. Папа в самом деле был эмоционально отстраненным. Он никогда не показывал свои чувства, а кидал мне деньги, будто бы все дело в деньгах. Мой психотерапевт говорит, что эмоциональное дистанцирование – фактор в развитии зависимости! Папа должен был хотя бы попробовать признать мою травму.

– Твой отец был человеком своего времени, – сказала Каролина, ощупывая карманы своего кардигана и доставая льняной платочек, которым она протерла глаза. – Ты серьезно думаешь, что он мне на каждом шагу признавался в любви? Конечно нет. Но его действия были красноречивее слов.

– Зачем ты его защищаешь? – Сэм вскочила на ноги и уставилась на мать испепеляющим взглядом. – Он завидовал твоему успеху. Он ненавидел твою карьеру. Он…

– Он был хорошим человеком. Он хотел… о, Сэм. Он так хотел, чтобы у тебя все сложилось по-другому. Он делал все от него зависящее. И ты это сама знаешь. И да, ты права, ему было тяжело видеть, что я работаю. Его воспитали в том духе, что мужья должны заботиться о женах, и ему казалось, что он не состоялся как мужчина, потому что я не нуждалась в его заботе. Я хотела работать.

– И он должен был тебя поддерживать в этом! – воскликнула Сэм. – Зачем ты его защищаешь?

– Он был хорошим человеком, – повторила Каролина. – И хорошим отцом.

Услышав резкий смешок Сэм, мать заорала.

– Хватит! Он обожал тебя, Саманта. Мы переехали в это богом забытое захолустье только потому, что он хотел дать тебе детство, о котором он мог только мечтать, когда сам был ребенком. Он каждый вечер звонил в ту школу, чтобы проверить, как ты поживаешь, а ты никогда не отвечала на его звонки. Ты не приезжала домой на День благодарения или Рождество. Даже открытки на день рождения мы от тебя не получали. Он настоял на том, чтобы мы годами оплачивали тебе жилье. И ту дыру в Бруклине, и ту однокомнатную квартирку в Челси…

– А все потому, что он не верил в меня! – Сэм не хотелось пользоваться деньгами отца, но