по-другому она позволить себе продолжать работать в журнале не смогла бы. Уж точно не на те скудные гроши, которые ей там платили. Начало каждого месяца она встречала приступом стыда, когда родительские деньги поступали на ее счет. Постоянное напоминание об убежденности ее отца, что она не сможет стать успешной без его помощи. – Это было унизительно!

– Какая же ты избалованная! Твой отец вырос в бедности, – с нажимом произнесла мать. – У него вообще ничего не было. В Гарварде даже со стипендией он чувствовал себя белой вороной. То, как мои родители вели себя с ним, не было нам в помощь. Затаил ли он чувство обиды? Возможно. Но он решительно не хотел, чтобы ты чувствовала себя так, как ощущал себя он, Сэм. Он хотел, чтобы у тебя было все, чего ты только захочешь. Он волновался за тебя всегда. А когда… – Каролина сжала глаза, будто бы силясь воспроизвести воспоминания в памяти. – Мы ничего не слышали от тебя несколько недель. Он спать не мог, крутился и вертелся ночами напролет. «Что-то не так», – повторял он. Он решил съездить в город и проведать тебя. Твой сосед заявил, что ты не покидала квартиру несколько дней. Нейт подумал, что тебя уже не стало, он думал…

Эту историю Сэм услышала позже, на сессиях у семейного психотерапевта. Отец так сильно колошматил в дверь ее квартиры, что разбил костяшки пальцев в кровь. Запаниковав, он, крича от боли, врезал изо всех сил локтем в дверь. Дверь наполовину слетела с петель, и он вбежал внутрь, выкрикивая «Саманта! Где ты?» Он обнаружил ее в отключке на полу ванной комнаты, в одной только грязной майке и трусиках. Набрав «911» и ожидая прибытия «Скорой помощи», отец держал ее обмякшую руку и молил бога, в которого он не верил, о спасении дочери. После того как Саманте прочистили желудок, доктор сообщил родителям, что у нее произошла случайная передозировка. Ее уже не должно было быть в живых после коктейля кокаина, снотворного и оксикодона, который она заглотила. Именно в этот момент Нейт Миллер принял решение отправить Сэм на реабилитацию.

– Я не хотела, чтобы ты лечилась в клинике, – говорила сейчас Каролина, утирая глаза. – Я не хотела, чтобы кто-то думал, что моя дочь – наркоманка. Но Нейт заметил, что самое главное – ты осталась в живых. Он хотел, чтобы ты была счастлива.

– Не могу поверить, что ты в самом деле так думаешь. – Сэм скрестила руки. – Папа хотел отделаться от меня, и отправить меня в ту дерьмовую больничку «восстанавливать здоровье» было самой лучшей возможностью осуществить задуманное. Я всю жизнь гонюсь за эмоционально неприступными мужчинами, потому что в годы становления моей личности мой отец был…

– Боже мой. Тебе уже сорок лет, Саманта. Когда ты прекратишь винить во всем нас и примешь ответственность за свою жизнь на себя? Или это не вписывается в «нарратив», который ты придумала про себя, чтобы показаться… даже не знаю… Более оригинальной? Более обиженной жизнью? Впрочем, ты же сама признаешь: тебе нужна была интересная легенда.

– Речь шла только о школе, – запротестовала Сэм. Весьма в духе ее матери – вырвать из контекста что-то сказанное Самантой в момент наивысшей уязвимости и обратить это против нее. – Но это моя правда, мама. Ты должна уважать это.

– Но если твоя правда – неправда, то какой смысл держаться за нее? – спросила мать. Сэм не ответила. Вместо этого она уселась за туалетный столик, выдавила себе на ладони очищающее средство и начала втирать его в кожу, пока лицо не приобрело свежий вид. После она начала восстанавливать макияж, возвращая своему облику сияющую кожу, пухлые губки и бровки дугой. Красота в качестве брони.

– Умоляю, не ходи на эту вечеринку, – попросила Каролина, но ее голос звучал слабым, будто бы она понимала, что уже проиграла этот спор. – С тебя мало того, что они сотворили с тобой?

Сэм поймала взгляд матери в зеркале.

– Как ты только что изволила мягко намекнуть мне, я уже взрослый человек. И я сама знаю, что для меня лучше. А сейчас самое лучшее, что я могу сделать, – убедить Лизу подписать заявление, что пост на «Реддите» – фейк. И тогда я смогу вернуться к моей нормальной жизни в городе и забыть обо всем. – «А что же с судебным иском? И Габриэлем? Что будет, если он тебя не оставит в покое?» – поинтересовался знакомый голосок, но Сэм загнала его поглубже в себя. Лиза – вот ключик для выхода из всей этой ситуации. Ждать спасения было неоткуда. Отступать было некуда. – Разве и ты не хочешь того же самого?

– Я хочу, чтобы ты была счастлива, – ответила мать. – И я не думаю, что это путь к счастью.

– А я думаю, что ты ошибаешься, – сказала Сэм, взбив волосы. Она выглядела ужасающе прекрасной. Эдакая Валькирия во всеоружии. – Пора на вечеринку.

35

Февраль 2000 года

Сэм держалась за края раковины. Она попыталась встать без опоры, но сразу поняла по тому, как ноги затряслись на каблуках, что еще надо подождать. Она снова вцепилась в раковину и попыталась рассмотреть свое отражение в зеркале. Пластиковая тиара висела в спутавшихся волосах, а жемчужного розария как не бывало. Бог знает, куда он запропастился, и ее костюм выглядел незаконченным без него.

Кто-то постучался в дверь.

– Сколько можно? – запищал голосок снаружи. – Мне нужно в туалет, а то я сейчас лопну!

Послышался голос другой девушки:

– Может быть, сходим наверх?

– Там закрылись, – сокрушенно заявила первая девушка. – Нам некуда идти, кроме как сюда. – Снова удар в дверь. – Давай быстрее!

Сэм только-только освободила желудок, впихнув два пальца в глотку. Она пропустила ужин. «Жрут только жулики», – как она написала в эсэмэске Бекки. Платье слишком обтягивало ее. Ткань цеплялась за тело. Ей хотелось, чтобы люди заметили, насколько худой она выглядит в этом платье. Точнее, чтобы Джош обратил внимание, насколько она стройная. Разве не это было ему нужно? Одни углы, а не девушка? Джош вырядился как герой Брэда Питта из «Бойцовского клуба»: сигарета в зубах, измазанная бутафорской кровью грудь. У нее в самом низу живота разгорелось пламя, когда она увидела его в этом образе. Как остро она его хотела. Сэм втащила Лизу в коридор, где приятель чьей-то подруги выставил свой диджейский пульт и играл на всю мощь хиты Fatboy Slim. Подруги танцевали. Их двойные отражения вторили им в зеркале. Шелковые платья и тиары со стразами превратили их практически в близняшек.