Путешественники вышли к реке, текущей параллельно горному хребту на север, которую Андрей Петрович и определил как конечный пункт их продвижения на запад. Горы его уже не интересовали. Поэтому на ее берегу и организовали стоянку.

Матвей наконец-то смог основательно просушить шкуры добытых зверей и птиц. А их, к удовлетворению Андрея Петровича, набралось немало. Это и кенгуру, и дикие собаки (помесь собаки и лисицы), и черные лебеди, и новоголландские фазаны, и несколько видов попугаев и зимородков, и птица дымчатого цвета, называемая аббат, и перепелки, и вороны… Отдельно сушились, как длинные ленты, шкуры многочисленных змей, гордости Макара.

Особо Матвей заботился о единственной шкуре эму, подстреленного, к великой досаде лейтенанта удачным выстрелом гардемарина с довольно большого расстояния, когда тот стрелял вторым номером после его промаха. Ведь теперь не его имя будет красоваться под столь эффектным экспонатом в экспозиции «Тропическая фауна». А гардемарин прямо-таки светился гордостью, показывая драгоценный охотничий трофей Андрею Петровичу.

— Было бы в моей власти, я непременно, не откладывая в долгий ящик, произвел бы вас, Роман, в чин мичмана! — только и смог произнести ученый, восхищенный прекрасным экземпляром столь редкой крупной бегающей птицы, подобной африканскому страусу.

— Я бы не возражал, Андрей Петрович! — воскликнул польщенный столь высокой оценкой ученого юный гардемарин.

— Всему свое время, юноша, — философски заметил лейтенант Демидов, переживавший удачу своего младшего товарища.

— А почему бы и нет! — искренне возмутился замечанию лейтенанта Роман. — Ведь Юрий Федорович Лисянский, капитан шлюпа «Нева» в кругосветной экспедиции Крузенштерна, в моем возрасте был уже мичманом.

— Каждому свое! Разве я не прав, Андрей Петрович?

— Каждый прав по-своему, — примирительно ответил тот. — Давайте-ка лучше заниматься своими делами. У нас, к сожалению, до сих пор нет ни одного экземпляра реликтового утконоса, о происхождении которого до сих пор спорят зоологи всего мира.

* * *

После завтрака охотники пошли искать свою удачу вдоль берега реки, Федор с сачком и Степан бродили по округе, собирая листья и жучков-паучков, Макар со своей неизменной рогулиной отыскивал притаившихся в укромных местах ползучих гадов, а Матвей колдовал со шкурами, перенося их в затененные места, чтобы, не дай бог, не пересохли на солнце и не стали ломкими.

Андрей Петрович сидел на пне специально срубленного для этой цели дерева заботливым Матвеем, и здесь, в походе, не забывающим о своих обязанностях вестового. Он перебирал и сортировал экземпляры, собранные Федором и Степаном, корректируя их длинный список.

Неожиданно раздался треск ломаемых сучьев, и на поляну, преодолев заросли прибрежного кустарника, выбежали Демидов и Адамс. Еще издали лейтенант торжествующе закричал:

— Утконос, Андрей Петрович! Утконос!!

На этот крик с такой же прытью бежали к стоянке и Федор со Степаном.

Подбежавший Демидов с горящими от удачи глазами протянул тушку добытого зверя длиной около локтя. Андрей Петрович с благоговением взял в руки долгожданный трофей, с интересом рассматривая его.

Густой мягкий мех, бурый сверху и сероватый снизу, морда вытянута в клюв, покрытый мягкой кожей, хвост уплощенный, как у бобра, но покрытый шерстью, на всех лапах плавательные перепонки, а на передних, кроме того, сильные когти.

— Чтобы рыть норы, — пояснил ученый. — Они у утконосов длиной до пяти саженей.

Матвей ощупывал мех животного.

— А шкурку-то подпортили, ваше благородие, — отметил он, обращаясь к лейтенанту, — вон сколько дырочек осталось.

— Ты что, ошалел?! — взорвался тот. — Тебе что, мастеровой, подавай целехонького на блюдечке с голубой каемочкой?!

— Дмитрий Николаевич произвел прекрасный выстрел, Андрей Петрович, — засвидетельствовал гардемарин, — зацепив зверя только краем пучка дроби. И это при том, что тот неожиданно бухнулся с берега в реку при нашем приближении, пытаясь, видимо, под водой скрыться в своей норе. Иначе от этого замечательного зверя остались бы только ножки да рожки.

— Не возмущайтесь так, Дмитрий Николаевич, — примирительно сказал ученый, — просто мой ассистент очень переживает за порученное ему дело.

— А мы с гардемарином, стало быть, просто так, от нечего делать бродим по лесам, постреливая живность?!

— Конечно, нет. Разрешите мне от имени руководства экспедиции поздравить вас обоих с успешно выполненной работой в составе группы. А вам, Дмитрий Николаевич, особое спасибо от меня лично за прекрасный экземпляр добытого вами утконоса.

— Покорнейше прошу вас, ваше благородие, простить меня за сорвавшееся с моего поганого языка слово, — умоляюще смотрел Матвей на лейтенанта. — Лучше бы мне провалиться сквозь землю на этом самом месте…

— Запомни на будущее, Матвей, — назидательным тоном произнес тот, — каждый сверчок должен знать свой шесток! И никак иначе. Другого не дано.

Андрей Петрович вздохнул с облегчением — инцидент, слава Богу, был исчерпан. «А ведь прав был Фаддей, что нельзя давать поблажку нижним чинам, даже если они и выделяются своими талантами из общей массы».

— А мы, Андрей Петрович, пойдем, пожалуй, с Романом да поищем кенгуру к обеду.

— Добро, Дмитрий Николаевич, только возьмите с собой Федора и Степана. Рядом кенгуру что-то не видать, а тащить его издалека как раз и будет сподручнее матросам.

Этим Андрей Петрович как бы подчеркнул неизмеримую дистанцию между нижними чинами и их благородиями.

* * *

Угрюмый, подавленный произошедшим Матвей молча снимал шкуру с утконоса. «И надо же было такому случиться, — переживал он. — Был уважаемым человеком на шлюпе, ведь сам капитан не раз хвалил, да мало того, отвалил такую уйму деньжищ, которая и не снилась. И понесло дурака. Возгордился… Дошел до того, что стал упрекать при всем честном народе господина лейтенанта, которому и в подметки-то не гожусь. А теперь… Даже Андрей Петрович, мой учитель и покровитель, на которого я, как на Бога, молюсь, после этого происшествия как бы между прочим обронил: “Я думал, ты поумнее, Матвей”», — и слезы раскаяния застлали глаза, мешая работе.

«Переживает вестовой, — отметил Андрей Петрович, сидевший на пне, занимаясь своими делами и изредка поглядывая на Матвея. — Ничего, это полезно. Это урок на всю его оставшуюся жизнь».

— Андрей Петрович! Андрей Петрович!! — неожиданно позвал озадаченный Матвей, сразу позабывший про все свои невзгоды. — Гляньте-ка на это чудо!

Сняв шкуру, он, как всегда, начал вскрывать тушку и вдруг обнаружил в ее брюшной полости два яйца. Это-то и поразило его.

— Сейчас сентябрь, то есть время размножения утконосов, — разъяснил ученый. — Это самка. Вскоре она отложила бы эти яйца в норе, из которых бы и вылупились детеныши. Ведь утконосы являются яйцекладущими животными, как, например, и ехидны, которых у нас пока нет, так как они ведут ночной образ жизни.